Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и золото шаманов
– Добрались, – возвестил он, отпихивая покосившуюся створку массивных ворот. – Здесь… неопасно.
Место и впрямь было святое. Оказавшись внутри ограды, мы почувствовали себя защищенными. Вместе с этим пришла невероятная усталость. По двору мы плелись еле-еле, один Слава крепился, но и его силы были на исходе.
Мы пересекли двор, и Андрей Николаевич завел нас в большое гулкое помещение. Из прохудившейся крыши порядочно лило, но, потыкавшись, мы сумели отыскать сухую площадку, где и разместились в ожидании утра, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Мне повезло, я оказался посередке: справа навалился Слава, слева – Доронин, на мои поджатые колени оперся бугорчатым хребтом Вадик. Все молчали, словно пребывали в ступоре. Да и неудивительно было бы в него впасть после всего случившегося. Не знаю, о чем думали спутники, лично я силился понять, каким газом мы траванулись в пещере, чтобы узреть настолько стремные глюки. В красный подземный ад и звероподобных демонов совершенно не верилось.
Сомнения одолевали меня. Что, если мы до сих пор находимся под землей, а дождь есть не что иное, как падающая со сталактитов вода? Что, если я случайно взломал полость, наполненную отравой, а все эти жуткие харги и кросс по пересеченной местности только сон, и на самом деле мы без сознания валяемся на каменном полу, в краткий миг успев увидеть и пережить невероятный кошмар, а рабочие просто не успели добежать к нам на помощь? Может быть, нас уже откачивают, а мы до сих пор не можем прийти в себя? Или одному мне кажется, что я сижу в амбаре, а другие видят что-то иное? И на самом ли деле я в амбаре, а не в пещере? Дабы проверить это предположение, я ощупал вертикальную поверхность за спиной, но ладони определенно осязали бревенчатую стену. Пол также был деревянным, из неровных досок, не похожих на камень или известковый натек. Да и струи, льющиеся сквозь дырявую крышу, ударялись о мокрое дерево, которому не место под землей.
Пытаясь логично оценивать обстановку, я все же предположил, что звуки тоже могут искажаться под влиянием ядовитого газа. И тут мне пришла в голову потрясающая мысль, что я так и не выбрался из раскопа в новгородском лесу, что капище и ходящие идолы, а также все остальное мне только привиделось, а я так и лежу в яме, заброшенный и никому не нужный! Мысль была до того нова и безнадежна, что я по-настоящему загоревал. Ежели так, то мне никогда не выбраться наружу, потому что газ сочится сквозь земляное дно и продолжает воздействовать на меня. Возможно, я в этом раскопе и умру. Чтобы этого не случилось, надо выбраться наружу, но как?
Я еще раз ощупал среду вокруг себя, надеясь, что теперь, когда я научился контролировать обстановку, что-нибудь изменится. Ничего не изменилось. Вокруг меня сидели компаньоны, подо мною был пол, а позади – стена. На всякий случай я спросил корефана:
– Слава, где мы?
– В скиту, – глухо ответил он.
– В сарае, если точнее, – с заметным оживлением включился в разговор Лепяго. – Избы находятся в руинах, я вас туда не повел. До войны здесь было поселение старообрядцев. Беспоповцы, кажется, точно утверждать не берусь. Документальных свидетельств нет, остались только слухи.
– Беспоповцы… – пробормотал я. Новое слово только подтвердило подозрения, что все происходит не наяву. Откуда оно взялось, кто его выдумал?
– Было такое течение у староверов, – охотно пояснил Андрей Николаевич. – Некоторые из старообрядцев утверждали, что православие после реформ патриарха Никона отошло от истинной веры. Поэтому они отказались принимать существующую церковную иерархию и сами избирали наставника.
– Как в раннехристианских коммунах, – ввернул я, лишь бы не молчать.
Беседа заметно ставила голову на место. Одно из двух: или это возвращение к реальности, или я разговариваю с глюком, то есть отравился всерьез, и тогда мне ничто не поможет. Утешало лишь то, что страданий пока не испытываю. А вообще-то я очень надеялся, что на свежем воздухе яд быстро выветрится из организма и к утру мы придем в себя. Это если мы действительно надышались дрянью в пещере и убежали оттуда, не чуя под собой ног. Постепенно я все больше склонялся к этой мысли. Голос Лепяго звучал слишком реально, чтобы быть пригрезившимся.
– Наставником выбирался самый авторитетный член общины, который, разумеется, не мог научить ничему плохому. Из церковных таинств беспоповцы сохранили только крещение и исповедь.
– Отсталые люди, – пробормотал Доронин.
– Или же вернулись к обрядам катакомбной церкви, – слово «катакомбной» я произнес особенно многозначительно. Пещеры все не шли у меня из головы. – Люди отбросили сложные обряды, оставив простейшие формы богослужения.
– Примитивные культы в малых коллективах обладают чрезвычайной живучестью, – заметил Лепяго, – сектантов никогда не могли истребить. Если хотите знать, сослав старообрядцев в Сибирь, им только помогли укрепить веру. Отстаивать убеждения в тайге легче, чем в густонаселенном городе. Вот они и жили здесь в благости, сохраняя веру. Некому было прельщать молодежь. Только перед самой войной, когда открывали прииск в Усть-Марье, на деревню наткнулись геологи.
– И что же дальше? – спросил, судя по завибрировавшему хребту, Вадик, которому была близка тема геологов.
– Дальше как водится, – с невеселой иронией ответил Андрей Николаевич. – Построили лагерное отделение, провели дороги. Молодежь отправили учиться, кто захотел. Кто упорствовал перед искушением – стал врагом народа со всеми вытекающими. Поехал золото мыть на благо отечества. Близилась война, и родине позарез был нужен каждый грамм драгоценного металла. А жила здесь была бедной… Со всеми вытекающими… В общем, не стало староверов. Здесь потом смолокурня была. Сезонники раньше жили, пока смолу заготовляли. Теперь и того нет.
«Интересно, как добывали золото древние эвенки? – подумал я. – Сколько потребовалось лет, чтобы намыть песка для отлития Золотых Врат?»
И тут мне пришла в голову мысль: а были ли на самом деле эти Золотые Врата? Кто их видел, кроме меня? Я никак не решался спросить, видели ли компаньоны то же, что и я, а сами они об этом молчали, словно тема раскопок была запретной. Темнота изрядно дезориентировала меня. Мрак по-прежнему стоял кромешный. Гроза прекратилась, но тучи висели в небе, заслоняя луну и отдаляя рассвет, когда можно будет хоть что-нибудь разглядеть. Кроме того, они изливали немыслимое количество влаги. В гулком амбаре эхо от падающей воды напоминало отзвуки мелодичной пещерной капели со сталактитов. Это смущало меня, не позволяя удостовериться, где именно я нахожусь. Сегодняшняя ночь угнетала своей неопределенностью.
