Наталия Полянская - Нормандская лазурь
– Полюбил деньги?
– Полюбил свободу, которую они дают, – серьезно ответил Никита. – Это раньше было просто – автостопом в Тулу, по грибы в Подмосковье, все выходные дергаем сорняки на даче... Теперь хочется уже другого. Квартиру в Москве, например.
– Квартирный вопрос только испортил их, – процитировала Ольга. Она любила читать, помнила множество цитат из различных книжек и фильмов и применяла их от случая к случаю. – Купил?
– Хочу купить. Еще годик-другой – и куплю. В новостройке.
– Большую?
– Чтобы на семью хватило.
Ольга помолчала, потом непринужденным тоном поинтересовалась:
– Собираешься жениться?
– Родители намекают, что пора. – Никита подождал, пока официантка поставит перед ним здоровенную тарелку, на которой исходил паром омлет с овощами, а перед Ольгой – кофейник и круассан на изящной расписной тарелочке. – Да и я задумываюсь.
– Встречаешься с кем-нибудь?
– Хороший омлет, – сказал Никита, намеренно проигнорировав вопрос, и переспрашивать Ольга не стала.
Она отвернулась, разглядывая противоположную сторону улицы – магазинчик с чашками и чайниками на витрине; крохотный рынок, где продавец как раз выставляя ящики с фруктами и овощами, двигая их туда-сюда, видимо, добиваясь соответствия по фэн-шую; кафе конкурента с надписью над входом «Le restaurant des patisseries». В кафе сидели две девушки-японки в белых маечках, коротких юбочках и кроссовках и непринужденно щебетали. Ольга смотрела на написанный мелом ценник над помидорами за два с половиной евро, в пятый раз перечитывая, что сорт называется «Prince de Bretagne», и думала, что Никита прав.
Не ее это дело.
Когда перед поездкой они встречались – Ольга, Женька и Ник – и расчерчивали план, сильно напоминавший план достопамятного десантирования, и договаривались о том, где селиться и как ехать, – о личных делах речи не шло. Конечно, Ольга спросила, как поживают Никитины родители, а он поинтересовался, как там ее мама. Светский раут, блин, да еще с шампанским.
Оказывается, ничего не изменилось. Зря она думала, что нет напряжения и отголосков одной давней истории тоже нет. Ольга просто не желала видеть, решила, будто все по-старому. А все по-новому. Как в том анекдоте – гулять гуляй, а за территорию не выходи.
Ну и подумаешь.
Женька вернулся ровно через пятнадцать минут, как обещал; к этому времени Никита успел заглотать свой омлет, а Ольга – дощипать круассан, все погрузились в машину и двинулись к Довилю. С А13 свернули на А123, и дорога побежала к морю, что наконец исправило чуть подпортившееся Ольгино настроение.
– Видно отличие от Пикардии, – сказал Женька с заднего сиденья. – Там домики другие.
Действительно, краснокирпичные пикардийские домики, мелькавшие за окнами рано утром, сменились нормандскими, многие из которых были отделаны под фахверк.
– А в Москве дождик, – с удовольствием протянула Ольга. – И холодно.
– Нет ничего лучше в путешествии, чем зависть тех, кто остался дома, – хмыкнул Никита.
– Вот сейчас приедем на курорт, и я окончательно уверюсь в том, что жизнь удалась.
– Оль, у нас на курорт не больше часа. Туда еще ехать почти сто километров, и это крюк...
– А я помню, – сказала Ольга, – Ник, перестань. Успеем мы в твой музей.
– Это вы успеете. А я могу не успеть. У меня на него один день.
– Я же говорила, что он будет ворчать, – сказала Ольга Женьке. Тот неопределенно хмыкнул: отсматривал сделанные в Руане кадры на маленьком экранчике камеры и потому плохо контактировал с окружающим миром. – Жень, в соборе был?
– Не-а, там закрыто... Рано еще.
Довиль, курортный город, до которого добрались по пустынным дорогам спустя час, купался в солнечных лучах и при выгодном освещении был похож на несбыточную мечту человека, всю жизнь проведшего в коммуналке. По сторонам улицы стояли роскошные виллы, многие из них – позапрошлого века, построенные, когда в Довиль впервые ринулась парижская знать, уставшая от прелестей большого города. Тогда здесь и основали модный курорт, остававшийся таковым на протяжении полутора веков.
Машину поставили на платной стоянке недалеко от набережной и отправились бродить – Женька со своей устрашающей камерой наперевес, а Никита и Ольга налегке, засунув руки в карманы.
– Чтоб я так жил, – сказал Малиновский, оглядываясь. Даже на него, торопившегося припасть к военным ценностям, непринужденная роскошь Довиля произвела впечатление.
– Это тебе не квартира в новостройке, да? – поддела его Ольга.
– Одно другому не мешает. Я бы не отказался от дачки в здешних широтах.
– А твои родители развели бы здесь картошку.
– Если бы у меня имелись деньги, чтобы купить здесь дачку, мои родители могли бы на заднем дворе разводить что угодно.
Впрочем, сложно было представить, что на заднем дворе любого из этих роскошных домов кто-то любовно пестует на грядках укроп и огурцы. Здешние дачки, как легкомысленно обозвал их Никита, несмотря на то что именно дачками по сути и являлись, не имели ничего общего с любимыми русскому сердцу халупами на участке в шесть соток. За ажурными заборами простирались тщательно подстриженные газоны, с балконов свешивались аккуратные цветочные гирлянды, кое-где во дворах имелись бассейны, сверкавшие ослепительной бирюзой, а на подъездных дорожках стояли машины, дорогие даже на вид. Ольга в марках автомобилей разбиралась слабо, но и дураку понятно, что вот это серебристое, с хищно вытянутым благородным капотом, стоит больше, чем три традиционных подмосковных участка, вместе взятые.
– Люблю красивую жизнь, – вздохнула Ольга. – Представляете, купить здесь домик? Ходить на ипподром, делать ставки на скачках, прогуливаться по набережной, загорать в полосатом шезлонге... А когда на Каннский кинофестиваль приезжает Вуди Аллен, строить ему глазки.
– У тебя есть дядюшка-миллионер, который смертельно болен и хочет оставить тебе свое состояние? – улыбнулся Никита.
– А вдруг?
– Без дяди-миллионера тут не справиться.
Они прошлись по набережной, где деревянные доски настила пружинили под ногами, и Ольга полюбовалась на море, сизо-синее, все в белых барашках, и на широкую полосу желтого песка, по которому прогуливались жирные чайки размером с пуделя. Никита все демонстративнее поглядывал на часы, и пришлось возвращаться к машине. Но шли медленно, еле перебирая ногами, и перед одной из вилл Ольга не выдержала и остановилась.
Вилла была – как мечта. Белые стены. Мраморные вазоны. Портик – наверное, это называется портиком, Ольга точно не помнила, – но изукрашен он был, как Москва под Новый год. Лужайки, которые будто годами причесывала армия садовников. От этого веяло – нет, не столько богатством, сколько умиротворением и благосостоянием. Благосостояние – это ведь пребывание во благе, верно? Чувствовалось, что людям, обитающим здесь, жить хорошо. Просто, красиво и понятно, не то что мадемуазель Шульц из далекой России.
