Вероника Кузнецова - Наследство Камола Эската
На стук никто не ответил и, только когда господин Рамон, потеряв всякое терпение, заколотил в дверь что есть силы, в хижине возникло какое-то движение.
— Кого там ещё несёт? — спросили грубым хриплым голосом.
Господин Рамон покосился на меня.
— Отвори, Раф, это я, — ответил он.
— А, господин Рамон, — после паузы сказали за дверью, причём голос сильно изменился.
Послышался скрежет, и перед нами появился неопрятный, весь заросший седыми космами старик в ветхой дырявой одежде.
— Господин Рамон! — повторил он со всей возможной любезностью и икнул. — А я-то думаю: кого это там несёт…
Он засуетился, не совсем внятно приглашая нас войти в дом, зацепился за косяк и едва не растянулся, но чудом удержал равновесие. Господин Рамон брезгливо поглядел на него и коротко отказался от посещения его дома. Как ни была я утомлена, но грязное логово не привлекало меня, и я не огорчилась таким ответом.
— Нам нужна лошадь, Раф.
— Лошадь? — удивился пьяница.
Поразмыслив с минуту и уяснив, что от него требуют не что иное, как лошадь, он заковылял за дом, где, судя по звуку, всё-таки упал. Господин Рамон, хмуря тёмные брови, хотел уже идти за ним, но старик вернулся, ведя за собой гнедую кобылу. Так же неспешно было принесено седло, но у моего хозяина не хватило терпения ждать, когда непослушные трясущиеся пальцы затянут подпругу, и он отстранил старика. Потом он вскочил в седло, нагнулся и посадил меня перед собой.
— Тебе приведут её завтра, — сказал он старику.
Видя, что тот смотрит на него потухшими бессмысленными глазами, он не стал тратить время на объяснения, бросил на прощание несколько монет и поскакал прочь.
3. Замок
К вечеру вдали, как волшебное видение, показался замок. Он возвышался над буграми и оврагами, а его остроконечные башни чёткими силуэтами выделялись на фоне жёлтого от заката неба. По мере приближения он менял свой торжественный и прекрасный облик и обличал разрушительную работу времени, следы которой делали его ещё более величественным. Выложен он был когда-то из красного кирпича, теперь почти чёрного, местами выветренного. В отдельных местах на стенах и крыше рос кустарник и даже кривые деревца. Прежде от центральной высокой части замка отходили три крыла. Теперь же об их существовании можно было судить лишь по сохранившимся кое-где опорам, остаткам стен, фундамента и грудам битого кирпича. Ров, окружавший замок и некогда делавший его неприступным, был завален, и о нём напоминала лишь канава, через которую был перекинут широкий, но очень старый деревянный мост. Печальное зрелище дополняли несколько бревенчатых построек с местами обвалившимися, местами осевшими крышами.
Мы быстро миновали развалины и подъехали к уцелевшему зданию. Господин Рамон спрыгнул с лошади и снял меня. Сейчас же к нам подошёл опрятный старик с длинной белой бородой, степенно поклонился и принял повод. Наверное, он знал, чьё это животное и что с ним делать, потому что увёл его без расспросов.
Высокая дверь, напоминающая створку ворот, при нашем приближении отворилась, и нас встретила женщина лет тридцати-тридцати пяти в сером платье и белом фартуке. Мне она показалась чем-то очень опечаленной. Не сказав ни слова, она вежливо, но с достоинством поклонилась господину Рамону, пристально посмотрела на меня и побледнела, поднеся руку ко рту, словно желая подавить крик. Я сильно встревожилась непонятным поведением странной особы, но мой хозяин не дал мне времени присмотреться и попытаться угадать причину этого явления. Он взял свечу, и мы пошли через бесконечные залы, выходившие один в другой, через длинные, низкие переходы. У меня кружилась голова от усталости и быстрой смены впечатлений, а впереди меня ждала ещё и узкая винтовая лестница, вполне крепкая и надёжная. Мы поднялись по ней наверх и из темноты и запустения попали в мир света, красоты и роскоши. Один зал был весь увешан и уставлен старинным оружием и средневековыми доспехами и носил печать суровости, другой отражал пышность и негу Востока, третий был превращён в изысканную библиотеку, четвёртый радовал глаз чудесными произведениями искусства.
До нас доносились громкие голоса и звон посуды и, по-видимому, господину Рамону это очень не нравилось.
— Стой здесь, — отрывисто бросил он мне и дальше пошёл один.
Он пересёк следующий зал и исчез из моих глаз. Я прислушалась и уловила пьяные и не совсем пьяные выкрики, шум, женский визг и смех. Кажется, веселье было в самом разгаре и в нём принимали участие человек десять, не меньше. Запахи показывали, что люди не только пили, но и ели, причём угощение было очень вкусным и обильным. Когда шум внезапно стих, я поняла, что пирующие заметили господина Рамона, и он, видимо, имеет здесь большую власть.
Меня тревожило и разнузданное веселье, и таинственные планы моего хозяина, но особенно пугало странное поведение женщины, которая впустила нас в замок. Однако что я могла сделать? Бежать было невозможно, да я и не решилась бы на такой отчаянный шаг на ночь глядя, помня о волках и медведях, а также о болоте и ночных болотных жителях. которые утащат меня в трясину, окажись я поблизости. Я осмотрелась. Зал, где я стояла, был неуютным, но интересным. Жить здесь я бы не хотела, но предметы, которые его украшали, были весьма любопытны и относились исключительно к охоте. Мне понравились ружья, приклады которых были украшены пластинками из золота, серебра и кости, а чучела добытых животных вызывали неприятное чувство.
Внезапно за спиной раздался хохот, и меня обожгло стыдом, едва я вспомнила, что моя одежда залеплена грязью. В этой обстановке я казалась, наверное, нищей бродяжкой и не смела взглянуть на вошедших.
— Если уж тебе была охота купаться в болоте, Марк, то мог бы оставить в покое ребёнка. Не знаю, зачем ты её привёл, но позови хотя бы Киру. Она накормит девочку и переоденет.
Эти слова вселили бы в меня доверие, если бы не были сказаны заплетающимся языком совершенно пьяного человека. Впрочем, больше всего меня порадовало, что происхождение грязи на моей одежде понятно даже пьяному, а сам господин Рамон, которого запросто назвали Марком, тоже изрядно выпачкан болотной тиной.
Я обернулась и обнаружила, что рядом с хозяином стоит огромный детина с красным опухшим лицом. Господин Рамон на его фоне казался невысоким и ещё более стройным. Но моё внимание было поглощено переменой в краснолицем. Едва он меня разглядел, его весёлое лицо вытянулось и в глазах появилось удивление, граничащее с ужасом, сменившееся затем печалью. Кажется, он даже протрезвел.
