Михаил Жигжитов - Повести

Непоседливый охотник пилил дрова, столярничал, помогал ремонтировать лодки. Частенько заглядывал и в питомник. Притаившись где-нибудь в сторонке, подолгу любовался черными соболями, удивляясь их крутому нраву. «Шибко сердита зверь… Была бы с собаку, людей много давил бы», — говорил он, качая головой.

А в свободное время они со Сватошем уходили в тайгу и там беседовали. Зенон Францевич рассказывал о дальних странах, теплых и холодных морях, о людях и зверях, живущих в тех местах. Но больше всего они говорили, конечно, о заповеднике. Окинув потеплевшими глазами тайгу, Сватош уверенно говорил: «Соболя так много расплодится, что он расселится по всему Забайкалью. А потом его будут отлавливать живым и развозить в другие края, где растет лес».

Бимба молча и внимательно слушал Сватоша, порой не верил, но не подавал виду. А однажды в конце беседы все же не вытерпел и укорил хозяина:

— Эх, Зенфран (он не мог выговорить полностью имя и отчество Сватоша), много соболей сохранила ты, а жене воротник из кошки делал.

От души смеялся Сватош над замечанием своего друга, а потом серьезно сказал:

— Нельзя, батенька мой, за-по-ведник! Понимаешь, Бим, лучше дам отрубить себе руку, чем позволю убить соболя. Да!

Понял Бимба, что такое заповедник и какая огромная польза от него людям. А когда пришло время расставаться, крепко пожав руки супругам Сватош, потоптался на одном месте и прерывистым голосом спросил: «Зенфран… друг мой… Однако, ходить буду Кудалды… жить… работать… Тебе помогать…»

Так степняк Бимба стал стражником заповедника. Он не обращал внимания ни на трудности, ни на свои синяки и шишки, ни на ворчливые нарекания тетки Цицик.

…В обед стражники дошли до скалистой Лунной речки. Вот и охотничья юрта, чуть выглядывающая из-под снега. Ее можно принять и за муравейник, укрытый толстым слоем снега. У этого жалкого жилья два отверстия. В одно ползком влезли друг за другом Виктор и Бимба, а из другого скоро повалил дым. В юрте было душно. Дым спирал дыхание, до слез щипал глаза и нос.

Пообедав, Виктор с Бимбой выбрались из юрты, пошли вверх по крутой, ухабистой Лунной речке. Она даже под ледяным покровом грозно шумела на своих бесчисленных порогах. Свежая пороша тоненьким слоем покрыла старую чумницу, и широкие охотничьи лыжи, подбитые лосиным камусом[12], скользили, как по маслу. Тишину тайги нарушал лишь скрип лыж, да изредка кто-нибудь из двоих стукнет своей ангурой. Шли молча, зорко всматриваясь в подозрительные предметы.

Во время первого перекура Виктор, внимательно осмотрев свой новенький карабин, протер затвор и зарядил.

— А у тебя, Бим, палка или боевое оружие?.. В порядок надо привести. Тот раз в Сватоша стреляли, а сейчас в нас могут пальнуть. Тоже мне стра-а-ажники! — голубые глаза осуждающе оглядели беспечного бурята.

— Ха, Зенфрана стреляли… хотели пугать… Думали, больше тайга ходи не будет…

— Эх, Бим, они знают, что Зенон Францевич не из заячьей породы… Хотели ухлопать его. Вот и все.

— Ладна, паря, Бимбушка, верно, дурак есть… Толмач[13] совсем мало… — Зарядив свой карабин, Бимба закурил трубку и крепко задумался. Он никак не мог понять, почему некоторые люди, рискуя попасть в тюрьму, идут воровать соболя в заповедник. И мало того, — еще и считают Зенфрана своим врагом. Хотят непременно убить его. Эх, какие непонятливые люди, как можно сердиться на Зенфрана? Ца-ца-ца! Совсем дурные эти бра-ка… бра-ко… тьфу! Язык не может выговорить, как их называют… Гнать их надо! Тюрьму садить надо!

Громко кашлянув, мотнул головой, одобряя свои мысли, и толкнул в бок товарища.

— Витька, ты бы стала харабчить (воровать) соболей в заповеднике? А?.. Зенфрана стрелять, как те бараны?

— Ха, сказал тоже! А вот эти «бараны»-то согнут тебя в бараний рог, только попадись на их улице… Это мы с тобой здесь в заповеднике хозяева. Тут-то мы можем арестовать браконьеров, и вся игра.

— Это как рога загнуть?.. Барану рога бурхан дарил… у Бимбушки нету!

— Ха-ха-ха-ха! Не беспокойся, Бим, женишься, баба наставит тебе рога! Только бы твой бурхан послал тебе шуструю… Знаешь, бывают такие… Эх, держись только! Отвернешься чуток — рога с ходу прирастут… белые, черные, всякие…

Бимба, часто моргая, смотрел на Виктора, который, смеясь, говорил про какие-то рога, которые наставит ему будущая жена… Не-ет, тут что-то не то!

— Эх-хе-хе! Витька-Витька! Много болтать толк нету… Шибко пустой слова есть… Э-эх, тала!.. — качает головой обиженный Бимба, — лучше ходить нада.

— И верно. Пора уж.

И опять осторожно пошли друзья по затвердевшей чумнице, а зимнее солнце уже клонилось к закату. Чумницу нет-нет да пересечет след соболя. Хитрым кружевным сплетением уходит он в мягкую тень кедровника.

— С каждым годом все больше и больше собольих стежек… Недаром, Бим, проливаем пот в этой тайге. Недаром!.. — в голосе Виктора послышались горделивые нотки.

В самом прижимистом месте, где гранитная скала очень напоминает уродливую человечью голову, нависшую над речкой, непослушные лыжи Бимбы, воткнувшись в цепкие ветки ольхи, сбросили лыжника. Бимба больно стукнулся головой о выступ скалы и до крови расцарапал лицо. Весь в снегу, он с трудом встал на лыжи, подтянул ослабевшие юксы и поспешил вдогонку за товарищем.

За крутым поворотом Бимба увидел Виктора, наклонившегося над чем-то. Подойдя к товарищу, Бимба увидел совсем свежую чумницу, которая накрест пересекла старую и, петляя меж стволов вековых сосен, скрылась в густом ельнике.

Виктор, при виде браконьерской чумницы, словно соболевая лайка, почуявшая парной[14] след зверька, готов был тут же в погоню, но его вовремя сдержал холодный расчетливый навык, полученный от Сватоша, — определить время, когда прошли нарушители, количество их, вооружение.

— Бимба, не затаптывай следы… Сейчас узнаем, сколько этих сволочей…

Стражники прошли сотню метров и остановились.

— Знаешь, Бим, их двое… видишь кедринку, один след слева, второй справа.

— Верно, паря, баишь… Однако, один русска мужик… много хлеба ела… его лыжи глубоко в снег уходят, а вторая совсем поверху ходит — это, наверна, тунгус, — заключил Бимба.

— Ого, Бим, у тебя нюх есть… из тебя должен получиться добрый стражник… — Виктор одобрительно взглянул на бурята. — Только вот одна загвоздка… На лыжах ходишь хуже моей Вальки. — Помолчав, Виктор уже серьезно добавил: — Ладно, братуха, проверим ружья, и айда догонять. Не уйдут от нас! Только рази Хабель с Остяком сумеют утянуть, черти…

Широко, с накатом зашагал Виктор. Бимба, стараясь изо всех сил не отстать, с завистью наблюдал, как гибкие лыжи Виктора жадно лижут сметану переновки[15]. Временами в спешке правая лыжа Бимбы то и дело норовила свернуть с чумницы и воткнуться носком в рыхлый снег или зацепиться за какую-нибудь ветку. Все же лыжа взяла свое — воткнулась! Бимба, споткнувшись, перевернулся через голову, быстро поднялся и, поправив юксы, снова побежал за скрывшимся из виду товарищем. Много ли прошли, а пот катился ручьем, заливая глаза. «Ох, горе бедному Бимбушке! Ох, горе!..» — горевал про себя молодой стражник.