Лето на чужой планете (СИ) - Михеев Александр

Понятно, что с Йугу он пошёл не ради её красивых глаз. Наверняка у пилота есть план, как выручить нас из этой пещеры, и сейчас он в поте лица завоёвывает возможного союзника. А если так — значит, нам надо быть наготове, чтобы не проворонить нужный момент.

Я искоса оглядел остальных пленников. Похоже, они совсем раскисли. Даже перестали перешёптываться. Я придвинулся ближе к рыжебородому здоровяку.

— Ты можешь рассказать, как они вас поймали?

Здоровяк вздрогнул и еле слышно пробормотал:

— Я ничего не помню. Я ни в чём не виноват.

— В чём ты не виноват? — не унимался я.

Здоровяк молчал, свесив голову.

— А тот человек, возле шлюпки? Как он погиб?

Я всё-таки его достал. Здоровяк дёрнулся всем телом, лицо его побелело. Он уставился на меня и заорал, словно бешеный:

— Я не виноват! Я не хотел стрелять, а Винс меня не пускал! Мне надо было идти, а он держал! И я выстрелил!

Вот тебе и раз! Значит, это здоровяк застрелил своего напарника. Я вспомнил вкрадчивый ласковый голос, которому невозможно противиться. Но ведь этот Винс как-то сумел устоять!

— А оружие? Где твоё оружие?

— Не знаю! Потерял я его!

Я решил пока оставить здоровяка в покое. Видно было, что он не в себе. А нам пока лучше не привлекать к себе лишнее внимание. Вот вернётся Фолли — пусть он и разговаривает со своими.

На наше счастье в пещеру вернулись подростки. Они радостно и возбуждённо переговаривались. Каждый из них тащил пару мёртвых зверьков, похожих на мышехвостов, только раза в три крупнее. Видимо, это и были те самые крэббсы. Парни гордо сложили добычу возле кипящего и пахнущего серой родника. Судя по всему, они устроили засаду и поймали зверьков, используя труп вместо приманки. Что ж, тем больше шансов выжить у космонавтов.

Обитатели пещеры радостно загомонили. Мне доводилось помогать отцу свежевать забитых свиней. Но отец делал это остро отточенным ножом. А здешние жители прекрасно обходились заострёнными камнями и зубами. В мгновение ока с крэббсов содрали шкуры, привязали тушки к верёвкам и принялись окунать в кипящий источник посреди пещеры. Перемазанные кровью физиономии дикарей лучились таким счастьем, что я содрогнулся.

Мой желудок к тому времени даже бурчать перестал. Наверное, он просто присох к спине от голода. Я решил не отказываться от еды, если мне её, конечно, предложат. Глупо умирать с голоду из-за брезгливости.

Фолли с Йугу всё не возвращались, и я начал тревожиться. А вдруг пилот не понравился этой тощей дикарке, и она пришибла его камнем в тёмном тоннеле? Или наоборот, Фолли сумел с ней справиться, а теперь блуждает в потёмках и не может найти выход?

Меня отвлёк старик. Он подошёл ко мне и сунул под нос небрежно оторванную заднюю ногу крэббса. Я неловко ухватил связанными руками дымящийся полусырой кусок, с которого ещё сочилась кровь, и мигом обглодал его наполовину. Мясо горячим комком провалилось в желудок.

— Можно, я поделюсь с другими? — спросил я старика и кивком показал в сторону пленников.

Он только мотнул головой.

— Это твоя еда. Если отдашь её другим — больше всё равно не получишь.

Есть хотелось неимоверно. Но я справился с собой и предложил мясо здоровяку. Он даже не взглянул на меня — на него опять навалилось уныние. Тогда я подполз к печальному худому человечку в серебристом комбинезоне научного сотрудника. На его лысой, похожей на воронье яйцо голове набухла огромная шишка.

— Будете? — спросил я его и сунул ему в руки обглоданную ногу крэббса.

Лысый благодарно кивнул и принялся торопливо обгрызать мясо с косточек.

Я жадно следил за ним и пропустил момент, когда в голове возникла звонкая пустота. За спиной раздался предостерегающий крик. Я обернулся и увидел невероятное зрелище — обитатели пещеры торопливо связывали друг друга.

На несколько мгновений я оторопел. А потом сообразил, в чём дело. Сладкий-голос-в-голове вот-вот снова начнёт свою смертоносную песню. Я торопливо оглядел верёвки пленников. Выглядели они надёжно. Эти болваны даже не попытались освободиться.

Только старик оставался не связанным. Интересно, как он собирается противостоять голосу? Ага, понятно! Затянув последние узлы на запястьях и лодыжках соплеменников, старик опустился на колени, закатил выцветшие серые глаза и принялся быстро бормотать. Я прислушался и уловил слова благодарственной молитвы. Каждое воскресение пастор Свен заканчивал проповедь этой молитвой. И вот теперь она взмывала к небу из тёмной грязной пещеры, напоминающей преддверие ада. Старик бормотал молитву быстро, неразборчиво и, едва добравшись до конца, начинал сначала.

В моей голове лихорадочно запульсировали мысли. Что делает старик? Он просто отвлекается, занимает свой ум монотонной работой. Почему бы и мне не поступить так же?

Вот теперь я понимал, почему именно старик командует этой шайкой голозадых грязнуль. Без него все обитатели пещеры давно бы погибли, ведь только старик умел противиться сладкому голосу. Не будь его — каждый раз кому-то приходилось бы погибать.

Рассуждать было некогда. Я крепко зажмурился и стал сосредоточенно вспоминать таблицу умножения на семь. Краем сознания я сильно тревожился за Фолли, но сделать ничего не мог. Приходилось спасаться самому.

А голос в голове крепчал. Он становился мягким, обволакивал сознание, как волна обволакивает и тянет на дно уставшего пловца. Голос, казалось, исходил прямо из кипящего источника посреди пещеры.

Стоило мне на мгновение отвлечься от таблицы умножения, как тело само собой поднялось на ноги и побрело к бурлящей и клокочущей пропасти. Я спохватился, огромным усилием опрокинул себя на спину и забормотал:

— Семью восемь — пятьдесят шесть, семью девять — шестьдесят три, семью десять…

Но голос не сдавался. Всё громче и громче звучали в черепной коробке сладкие звуки:

«…на тихом дне, на мягком дне

Всегда тепло, всегда темно.

Иди ко мне, скорей ко мне

Иди на дно, скорей на дно.

Здесь мрачен день, и ночь темна,

Здесь жёлто-красная луна.

Глядит с небес, как птичий глаз —

В последний раз, в последний раз…»

Я изо всех сил зажмурил глаза. Руки рвали верёвки, силясь заткнуть уши, хотя я и понимал, что это бесполезно. Время застыло вокруг меня, словно капля янтаря вокруг неудачливой мошки. Семью тринадцать — девяносто один, семью четырнадцать — девяносто восемь…

Что-то сдавило мне горло, лишая возможности вдохнуть. Я в ужасе вытаращил глаза и увидел старика, который накинул на мою шею верёвочную петлю. Упираясь кривыми ногами в каменный пол, он силился подтащить меня к кипящей воде.

Я вцепился в верёвку, пытаясь хоть немного ослабить её натяжение. Сбился со счёта, и тут же сладкое безразличие сделало мышцы вялыми. Я не мог одновременно бороться с голосом и стариком.

Дальним уголком сознания я понял, что старик отчаялся противостоять голосу и решил уступить, принести ему в жертву меня. А ещё я понял, почему пойманных крэббсов непременно варили в источнике. Не только ради горячей еды, но и для того, чтобы накормить, задобрить непостижимое и ужасное существо, живущее в кипящей воде.

Сознание мутилось от недостатка кислорода. Я упирался изо всех сил, но чувствовал, как скользят по камню слабеющие колени. Отчаянным рывком я на мгновение ослабил петлю и судорожно вдохнул. Но тут же верёвка затянулась вновь.

Кровь ударяла в виски с такой силой, словно голова вот-вот лопнет. Руки дрожали от напряжения, пальцы слабели с каждой секундой. «Будь, что будет» — равнодушно подумал я, отпустил верёвку и упал лицом вперёд.

Не ожидавший этого старик рефлекторно шагнул назад, споткнулся на шатких камнях. Он резко взмахнул руками, но не устоял и рухнул прямо в кипящую воду.

Всеблагой Создатель, как же он орал, этот несчастный старик! Его костлявые руки неистово молотили по воде и безуспешно цеплялись за края пропасти, пока тело заживо варилось в кипятке. Истошные вопли метались под сводами пещеры. Казалось, они не утихнут никогда. Но вот голова старика ушла под воду, и крик прекратился.