Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)
Старик уставился на него с подозрением.
— Слышь, журналист, а ты для чего все это выспрашиваешь? На нашей истории славы не наживешь… Хочешь умалишенным журналистом прослыть? Так прослывешь.
Ноиро захлестнула волна праведной обиды. Этот Хаммон за мальчишку его держит? Будто он сам не определит, о чем можно и о чем нельзя писать! Ноиро, однако, подавил ненужные эмоции и лишь поморщился:
— Для себя выспрашиваю. Мой фотоаппарат и камера остались у археологов, и если бы я даже захотел о вас с Элинором что-то написать, доказательств у меня не будет, а кто мне поверит без документального подтверждения?
Хаммон оценивающе оглядел его:
— Что ты не дурак, я сразу понял. Хоть и Улаху подставился. Но то по незнанию, по неопытности. Кристи вон спервоначалу тоже налетел… Сам себя штопал. Не дай боги еще раз увидеть этот процесс! И ведь никакого обезболивающего, никаких антибиотиков под рукой уже не было, заражение пошло. Чудом выжил!
— Мне Кот рассказывал, что Улах проклял и Та-Дюлатара. А за что? Что Та-Дюлатар ему сделал?
— Улах хотел брата извести. Младшего. Араго который. А Кристи его возьми да откачай, к тому же сразу догадался, откуда ветер дует, и до Улаха дошло, что он догадался. Они друг друга мигом невзлюбили! Шаман начал козни строить, всеми силами выживал Кристи из деревни. Тот Араго долечил и ушел. Не сюда, сначала он недалеко от деревни поселился, ну и я там же. Тогда-то его Улах и проклял. Парень неделю мучился, я сам все видел. То горячка, то беспамятство, то вдруг вскочит — и ну ломиться наружу из дома, будто гонит кто-то, я на нем висел, чтобы не убежал. Страшно — не представляешь как! Тайком к нему пришла мать Араго и Улаха, долго что-то над ним шептала, заговаривала, что ли… Она тогда еще не старой была, глаз не отвести! И в лице не обычная, колдовская красота. А когда шептать начинала, менялась. Молодела, молодела и на девушку одну становилась похожа, его… — кудлатый оборвал себя на полуслове. — Молодела, в общем. Кристи в лихорадке, бредит, к ней тянется, она шепчет, бормочет — и так целыми днями. Я чуть не рехнулся тогда с ними! И все равно не сберегла, он убежал и на животину какую-то в сельве наткнулся. История вроде твоей, одним словом. Зверюга ему чуть кишки не выпустила, даром что мельче твоей кошки была, но на его счастье с охоты возвращался Отау с братьями, услышал, как они дерутся, спас парня. Так и было. А уж как он от того проклятья себя потом избавил, я не знаю. Не верил я раньше ни в какие проклятья, а тут сам увидел, как оно бывает. Одно точно: тебе самому надо выкарабкиваться, Кристи только подсказать может, а за тебя это никто не сделает. Такая вот он гадина, Улах твой!
Ноиро лежал и очень отчетливо воочию представлял себе события минувших дней, когда где-то неподалеку, в таком же домике, жил еще совсем молодой целитель, неведомо откуда взявшийся в сельве и бесспорно цивилизованный, а при нем — Хаммон, старик из Кемлина, с причудами. Хотя тогда и он еще не был стариком…
И тихий шепот той безумной старухи, ее глаза, вдруг ставшие такими знакомыми и такими чудесными — их Ноиро успел увидеть в памяти Та-Дюлатара тогда, на радуге. И не старуха она вовсе, а женщина колдовской красоты…
Но у Хаммона был такой вид, будто он что-то не договорил. Как там учил Элинор? Из другого измерения можно лечить? Интересно, а добраться до скрываемой в памяти информации — можно?
«Есть последний способ»… — пробулькало в далеком прошлом, и помехи реального мира визгом перекрыли дальнейшие слова матери вождя Араго. Заметались образы, снова померкли. Хаммон будто что-то почувствовал, и журналист, досадуя на свою неумелость, с остервенением опять протиснулся в прошлое, хранимое разумом другого человека. В детстве у Ноиро была уверенность, что если долго смотреть на ребро монетки или край странички, то можно пробраться в скрытый ото всех мир. Примерно то же самое он проделывал сейчас — забирался в пространство внутри «страницы» чужого разума.
Снова бульканье, почти совсем неразборчивое. Мать вождя на пороге домена, не молодая, но еще и не старая — ничего в ней от той безумной старухи, которую не смог спасти Ноиро. В самом деле — красавица! Помехи. Помехи. Жуткие помехи. Бульканье. Мать Араго, что-то говорящая ему, Хаммону. Не слышно, что. Занавеска-циновка. Мешает. Бульканье слов. Стон. Надо уйти из дома. Шипение. Стон. «Есть последний способ»… Занаве…
— Станэ-а-вэста!
Ноиро вздрогнул и выкатился из «межстраничья» Хаммоновой памяти. На пороге, где только что в видении стояла мать вождя, возник Та-Дюлатар с охапкой хвороста в руках. Обращался он к сопровождавшим его воинам, но между делом бросил недовольный взгляд на журналиста. Хаммон покачнулся и моргнул.
— А ты откуда взялся? — спросил старик, точно только что проснулся.
Целитель посмотрел на него, на Ноиро, поджал губы и покачал головой. В словах его тоже сквозил укор, когда он ответил Хаммону. Тот выслушал и перевел:
— Хм… Слышь, журналист! Он тебе говорит, чтобы ты не лез, пока не умеешь. Куда — не знаю. Он так сказал и, говорит, передай, мол.
Один из дикарей положил на стол у печки освежеванную тушку какого-то животного. Элинор со смехом заговорил с ним, остальные копьеносцы тоже засмеялись, хехекнул и Хаммон.
— Так молодцы они! — сказал старик. — А то из нас троих охотники, как из слепня карбюратор! Хоть подранка своего откормишь, а то скелет скелетом.
— Зато прыткий, — покосившись на Ноиро, с сильнейшим акцентом, но все же на кемлинском проговорил целитель.
— Ух ты! — восхищенно выдохнул журналист. — Ты где это так?
Прежде чем ответить, Элинор сунул часть хвороста в топку печи, но заговорил опять на своем наречии. Хаммон хлопнул себя по ляжкам:
— Говорит, с Бемго пообщались. Язык, де, не трудный, главное — произношение запомнить. Так он что, по-нашему заговорил? — старик удивленно округлил глаза.
— А вы разве не слышали?
— Говорю тебе, дурья ты голова, я не вижу разницы, на каком бы языке он ни говорил: что на латыни, что на квантор… ой! — он осекся и хлопнул себя по губам.
— Что? — тихо переспросил Ноиро, приподнимаясь с постели.
— Ты о чем?
— Хватит делать из меня дурака! Вы сейчас назвали два языка, о которых я никогда не слышал!
— И не услышишь. Это мертвые языки. Кристи их в университете учил. Угу! — нашелся Хаммон, пятясь. — У них там все медики на этих языках разговаривают.
Элинор добавил что-то еще. Старик деланно расхохотался:
— А вот это они совсем молодцы! У тебя тут скука смертная. Пусть приходят танцевать!
— Что за мертвые языки? Мэтр Хаммон, я лингвист, но никаких таких языков не знаю.
