Леонтий Раковский - Константин Заслонов
Заслонов обернулся. Женя без слов понял дядю Костю. Он подбежал к старухе и осторожно взял из ее рук мешок.
— Погоди, бабуся, я досыплю и снесу к тебе. Погоди!
И Женя скрылся в толпе.
Старуха повернулась к амбарам.
Через минуту Женя, сгибаясь под тяжестью мешка, шел назад.
— Ну, бабушка, показывай, куда нести!
— Ах ты, мой родненький! — всплеснула руками старуха. — Вон туда, стежечкой, напрямик, — указывала она. — Спасибо, товарищи! — проходя мимо Заслонов благодарила она, смеясь и плача. — Если бы не вы, с голоду пришлось бы…
— Не нас благодари, а советскую власть!
— А кто же вы? Вы же наша советская власть! Вы нас в обиду не даете! — продолжала старуха, а по потом, увидев, что Женя уже далеко, побежала вслед за ним.
Когда весь амбар опустел, Заслонов сказал директору «земского хозяйства», который уже хорошо знал полковника дядю Костю:
— Если вздумаете у кого-либо из этих крестьян отнять хоть сто граммов, — расстреляю! А хозяйство всё сожжем!
Директор забожился, прикладывая руки к груди, но Заслонов, не слушая его уверений, пошел прочь.
XIII
В июле Заслонов получил радиограмму Центрального штаба партизанского движения свести все отряды в одно крупное соединение.
Заслонов быстро произвел реорганизацию. Комиссаром остался Алексеев, начальником штаба — Лунев.
Заслоновцам была дана весьма ответственная задача: нарушить движение фашистских поездов в треугольнике железных дорог Орша — Витебск, Орша — Смоленск, Витебск — Смоленск. Этот «треугольник» имел для фашистов большое значение: по дорогам перевозились подкрепления гитлеровским армиям, наступающим на Сталинград.
Заслонов перешел из Сенненского района в «треугольник». Лесов здесь было еще больше, чем в прежнем месте расположения партизан.
Готовясь к ответственному заданию, надо было подтянуть дисциплину: кое-кто из недавно пришедших в отряды чувствовал себя слишком свободно.
В заслоновские отряды влилось много самых различных людей. Все они патриоты своей Родины, каждый был готов отдать голову за советскую власть, за народ, но некоторые из них неправильно думали, что партизан — вольная пташка и что воинская дисциплина в партизанской, лесной, жизни — ни к чему.
Выходя после задания из полосы немецкого расположения, такой партизан не прочь был пальнуть в воздух, несмотря на то, что патроны нужно было беречь.
Появилась некоторая беспечность: мол, народу много, пусть сделает кто-либо другой, а не я.
Железнодорожники всегда считались со своим ТЧ, уважали его. Все они помнили, что дядя Костя не любит, когда при нем рассказывают пошлые анекдоты, хотя вообще дядя Костя и любил посмеяться. И если как-либо в обеденный перерыв Алесь собирался рассказывать веселую историю, он опасливо оглядывался по сторонам: а нет ли поблизости дяди Кости?
Заслонов приказал выстроить бригаду.
Он стоял перед строем, нахмуренный и злой. Из-под козырька надвинутой на лоб пограничной фуражки сурово глядели карие глаза. Железнодорожники видели: сегодня командир не помилует!
Заслонов хорошенько отчитал за беспечность, за бесцельное ухарство.
Вскоре после этого произошел случай, который показал, что командир Заслонов не зря заговорил о дисциплине.
Летом партизаны питались очень плохо: не было ни хлеба, ни соли. Один паренек, стоявший на дальнем посту, в секрете, самовольно ушел в деревню поесть. Этот факт обнаружился случайно.
Заслонов велел расстрелять его за уход с поста.
Бесшабашная «удаль» некоторых улеглась. Крепкая рука Заслонова чувствовалась, как когда-то в оршанском депо.
XIV
Заслонов с успехом выполнял задание Центрального штаба: каждый день на железных дорогах «треугольника» происходили крушения поездов.
К 1 августа заслоновцы пустили под откос более тридцати вражеских эшелонов. Исполнялась давнишняя мечта Заслонова: правильное движение фашистских поездов на важнейших линиях Орша — Смоленск, Орша — Витебск и Витебск — Смоленск было нарушено. Гитлеровцы уже боялись ездить ночью.
Заслонов получил по рации новое указание — начать разгром фашистских экономических баз. До этого уничтожались волостные управы и полицейские посты, а теперь было приказано ударить по деревенским маслозаводам.
Разгром маслозаводов преследовал двоякую цель: с одной стороны, уничтожался аппарат фашистского принуждения и срывались поставки гитлеровской армии, а с другой — улучшалось продовольственное положение населения. Маслозавод выходил из строя, и крестьяне могли сами пользоваться молоком, вместо того чтобы сдавать его оккупантам.
Когда же фашистские власти допытывались, почему не выполнен налог, у каждого крестьянина был готов благовидный ответ: сдал бы, да некуда сдавать.
Ближайший к заслоновским базам маслозавод был расположен в деревне Горбово. Горбово — большая, в полтораста дворов, деревня лежала в центре «треугольника», и ее гарнизон давно мешал операциям Заслонова. Теперь предстояло разделаться и с ним и с горбовским маслозаводом.
По донесениям разведки партизаны знали, что фрицы выселили из Горбова жителей. Гарнизон состоял из двухсот фашистов с двумя минометами, двумя станковыми и девятью ручными пулеметами. На южной стороне деревни гитлеровцы вырыли окопы и устроили два дзота.
Заслонов перешел со своим соединением поближе к Горбову, в лес, у деревни Драгали. Штаб разработал план разгрома гарнизона.
Решили ударить на Горбово с юга, потому что здесь к деревне очень близко подходил лес.
Всю операцию должны были выполнить Шурмин, Норонович и Коноплев, они же высылали взводы в виде заслона на дороги, ведущие в Горбово из Бабинович, Добромысля и Любавич, чтобы не позволить тамошним гарнизонам прислать подкрепления.
За полгода «лесной» деятельности заслоновцев им не раз приходилось отбивать сильные атаки фашистов, нападавших на партизанские базы. Не один раз они сами громили волостные управы и полицейские гарнизоны и участвовали в стычках на железной дороге, но предстоящий бой должен был быть самой крупной боевой операцией.
Атаку Горбова Заслонов назначил на восемь часов 13 августа.
К ночи заслоновцы, которые должны были атаковать фашистский гарнизон, сосредоточились в горбовском чесу, где уже целый день, наблюдая за деревней, укрывались разведчики.
Алесь доложил командиру, что в Горбове никаких перемен, — фашисты, видимо, не догадывались о грозящей опасности.
Не разжигая костров, без шума улеглись партизаны спать под открытым небом.
