Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 08
— Да не томи ты, Дибич. Есть тут что-нибудь?
— И не то чтобы да, и не то чтобы нет. Рогов сказал, что у нее честный взгляд. Вот я и предлагаю, Игорь, направь на нее своего Олега Крылова. Он у тебя холостой, она девица молодая, видная. Пусть подработает случайную встречу.
— Сделаем. И последний вопрос, Дибич. Кто подписал документы от прокуратуры?
— Заместитель генерального. Некто Корноухов Борис Петрович. Он недавно на этой должности.
— А он не может быть знаком с Елагиной?
— Не знаю, но ход твоей мысли мне нравится.
Федор Лобачев уже десять дней привыкал к своей новой фамилии. Теперь он Торопов и только Торопов.
Раньше это казалось ему очень просто. Главное, чтобы документы были чисто сработаны. А в этом у него сомнений не было. И еще важно запомнить легенду, детали его новой биографии. Но и с этим был полный порядок.
Он уже несколько раз общался с дорожными попутчиками и бегло рассказывал им о сложной жизни Феди Торопова, сыпал десятками имен, дат, названий деревень и городов, где он когда-то якобы работал. Он чувствовал жизнь Торопова как свою. Но на прямом, неожиданном вопросе о его фамилии он уже дважды прокололся.
В киевской гостинице он бодро назвался Лобачевым и протянул паспорт. После настороженного уточняющего вопроса администратора ему пришлось разыгрывать раздражение: «Да, я Лобачев, я Сидоров, я Петров. Зачем спрашивать, если вы паспорт в руках держите. Там четко написано, что я Торопов».
Второй раз он назвал себя Лобачевым уже здесь, в Будапеште, заказывая телефонный разговор с Ригой. Это пустячок. Очевидно, что никто не обратил на это внимания. Но важен сам факт. Такая ошибка в какой-то ответственный момент может стать роковой.
После этих проколов Федор несколько раз в день устраивал себе тренировки. Перед сном, в сауне, в такси он на разные голоса спрашивал себя и сам же отвечал:
«Ваша фамилия?» — «Торопов». — «Назовите себя». — «Торопов». — «Простите, не могли бы вы сказать свое полное имя». — «Торопов Федор Дмитриевич».
Сейчас он неторопливо направлялся на встречу с Иштваном.
Переполненный трамвай пересекал огромный мост через Дунай, и Федор начал протискиваться к выходу.
Сейчас будет остановка около гостиницы «Геллерт», где через час должна состояться их встреча.
Федор взглянул на часы и поплыл к дальнему краю бассейна. Слева была резная дверь, куда периодически юркали особы женского пола.
Федор Торопов вышел из воды и направился к правой двери. «Мальчики направо, девочки налево» — вспомнил он вынужденную присказку советских автобусных экскурсоводов.
Он прошел по довольно длинным коридорам и рывком открыл глухую дверь.
Его встретили клубы пара с особым ароматом сосны и пряных трав. В основном зале, больше похожем на пещеру, располагались два неглубоких бассейна неправильной формы.
Вдоль стен разлеглись мифические львы-драконы, из пасти которых с двухметровой высоты на спины и груди мокрой публики обрушивались потоки теплой минеральной воды.
Федор выбрал свободное чудовище и подставил лысеющую голову под мощный поток.
Сегодня его мало интересовал отчет Иштвана. За эти дни он успел сам все проверить.
Последние пять дней Федор жил у Елизаветы.
Он не успел оборудовать свою венгерскую квартиру, хотя закупил мебель, посуду и все необходимое. Но это добро лежало в ящиках, стояло и валялось в разных местах квартиры, делая ее похожей на склад. Он мог бы остановиться в гостинице, но радость Елизаветы была настолько искренней, поцелуи настолько призывными, что он сразу и думать забыл о других вариантах.
Все у них получилось само собой.
Дважды в день Федор звонил в какую-то венгерскую адвокатскую контору и вежливо спрашивал о сообщениях из Москвы «для Николая».
Этот телефон дала при последней встрече Елагина. Вчера он получил первое и весьма невнятное известие: «Почти все вопросы решены положительно».
После этой информации он долго не мог успокоиться и «вешал на Елагину всех собак».
Это же надо додуматься: «почти все». Какие?!
Оно, конечно, хорошо, что вопросы решены! Замечательно, что решены положительно! Отлично, что она вообще что-то сообщила.
Но ему важно было знать: жив ли Слесарь? На свободе ли Панин?
Эти два вопроса основные. Без их решения все остальное не имеет смысла. Не выяснив этого, он не может вернуться в Москву.
Подходя к дому Елизаветы, Федор опять вспомнил эту елагинскую «шифровку».
Можно было думать что угодно. В том числе и то, что сегодня или завтра в Будапешт может заявиться «наш дорогой Владимир Викторович».
Еще вчера он убедил Лизу перенести все его вещи в маленькую комнату и постелить ему там.
Все ее протесты он отмел ласково, но решительно: «Это, Лиза, бутафория, это на всякий пожарный случай. Или ты хочешь, чтобы он обнаружил нас в одной постели?»
Они оба очень хорошо знали характер Панина. Это могло окончиться истерикой, битьем жены и стекол, прыжком в Дунай с самого высокого моста. Зачем это надо?
Когда Федор подошел к двери, он насторожился. Кнопку звонка нажал автоматически, хотя явственно слышал в квартире шум голосов.
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Панин.
Через секунду он бросился обнимать Федора и заталкивать его в комнату, где за столом сидела нарядная Елизавета. При этом Владимир Викторович размахивал руками, хлопал Лобачева по разным частям тела, подвизгивал и говорил что-то быстро, отрывисто и невнятно:
— Ты спас меня, Федор. Я всегда тебе верил. Большое тебе спасибо! Я девять дней у них просидел. Там застенки. Там гнусно и мерзко! Там восемь человек вместе сидят, и все ругаются матом.
— И ты тоже?
— Нет. Я держался достойно. Меня два раза допрашивали, и я никого не выдал. У моих соседей только у двоих высшее образование. Представляешь, двое из восьми. Там еще параша есть, это мерзость такая.
— Проехали, Володя. Забудь все, как страшный сон.
— Постараюсь. Я тебе, Федор, водки привез, с перцем, из Киева. Я через Киев убегал. Потом через Ужгород, Чоп. Пока за решеткой сидел, я о тебе, Федор, думал. Только ты мог меня спасти. Я не ошибся. Я так рад.
— Пустяки, Володя.
— Нет, это важно. Меня как только перевели в другое место, я сразу понял, что Лобачев начинает действовать. Я прав? Твоя работа?
— Моя. Дай мне поесть что-нибудь. Я вижу, вы уже хорошо начали отмечать.
— А как же! Там мне такого не подавали, а в дороге я тоже боялся. Садись скорей, я тебе штрафную налью.
— С удовольствием. Я сейчас в «Геллерте» был, а после баньки мне положено. Мы с Иштваном планы намечали.
