Лев Линьков - Капитан "Старой черепахи"
Чумак и один из чоновцев отнесли бесчувственную девушку в автомобиль. . .
— Худенькая до чего! Перышко! — шепотом, словно боясь разбудить ее, сказал чоновец.
«Куда они несут меня? Домой? Нет, мне надо в Губчека, в Губчека мне надо, я должна...»
— Макар Фаддеевич, товарищ Никитин... Помогите мне подняться... Мне надо идти... товарищ Никитин...
Катя бредила до самой больницы. Когда ее положили на операционный стол, она пришла в сознание и, увидев склонившегося над ней профессора Авдеева и фельдшерицу, отчетливо сказала:
— Пусть приедет товарищ Никитин...
4«Валюта» подходила к Одессе после двухсуточного пребывания в Очакове. Утро было тихое. Однако хорошая погода не могла развеять у Ермакова скверного настроения. В Одессе следовало быть еще вчера, но внезапный шквал сломал мачту, и пришлось наскоро ремонтироваться.
Услыхав от вахтенного, что в порту стоит первый большой советский «купец», на палубу высыпала вся команда. Боцман Ковальчук перечислял названия некогда плававших под русским флагом судов и фамилии капитанов и штурманов, состоявших, по его уверению, с ним в самой тесной дружбе. Кто-нибудь из них наверняка пришел на «Волге», теперь они только и ждут, как бы повстречать Симу Пулемета.
«Волга»! Ну, конечно, это была она. Ермаков разглядел в бинокль мощный корпус грузового парохода, и на душе сразу отлегло.
— Самый большой на нашем флоте, двенадцать тысяч тонн, — обрадованно сказал Андрей помощнику.
Репьев улыбнулся.
— Погоди, скоро в Одессу будут приходить сотни таких красавцев!
Помолчав минуту, он спросил своим обычным тихим голосом:
— Я думал сегодня забежать домой. Ты не возражаешь?
— Конечно, иди!
На радостях Ермаков хотел было спросить у Макара Фаддеевича, почему тот до сих пор не познакомил его со своей семьей, но «Валюта» входила в протоку между молом и волнорезом и следовало осторожно обогнуть лежащего под водой «Пеликана».
«Молодец капитан «Волги»! Такой громаде легко было напороться на железный риф».
Когда шхуна пришвартовалась, дежурный по стоянке сообщил о беде.
— Жаба, говорят, вашего родителя сегодня ночью хватила, — объяснил он, сжимая себя за горло.— Там на башне и помер. Пожар учинил. Из Губчека звонили: товарищ Никитин разрешил вам домой сходить, а товарища Репьева срочно к себе требует.
Молча выслушав страшное сообщение, Андрей приказал боцману запастись пресной водой и продуктами, поручил Уланцеву осмотреть привод штурвала — появилась слабина.
«Умер мой старик. Неужели умер?..» Слез не было, но тупая, невыразимая боль сжала сердце, отшибла все другие мысли. Вспомнились все споры с отцом, резкие слова, которые сгоряча говорил ему...
— Андрей Романович, разреши мне с тобой. — В дверях каюты стоял Ливанов.
До Молдаванки они шли молча. Павел Иванович не произнес ни одного слова, и Ермаков был благодарен ему. Он не хотел и не мог сейчас говорить и думал только об отце, о его суровой, честной жизни, которую тот провел в вечном труде, в вечных опасностях, в вечных заботах...
У крыльца Ливанов взял приятеля за руку:
— Крепись!..
Мать была в постели. В красном углу на столе лежало покрытое простыней тело отца.
Навстречу поднялась соседка.
Андрей машинально поздоровался с ней кивком головы, остановился на минуту перед покойным, подошел к матери.
— Сердечный припадок, совсем ослабела, — прошептала сквозь слезы соседка.
Андрей встал на колени, припал к груди матери и заплакал. Потом он встал, отвел Ливанова в сторону, попросил похлопотать насчет похорон, а сам отправился на трамвае в Губчека.
Никитин рассказал ему страшную правду о ночном происшествии:
— Ночью шла «Волга», и вдруг потух маяк и сирена умолкла. Расчет у них был простой: в темноте пароход напорется на «Пеликана»... Задушили твоего старика. Но он не сразу им, видно, сдался. Боролся — вся одежда изорвана и ногти даже себе сорвал.
— А кто убил? Лимончик? — спросил Андрей.
— Пока ничего не известно. Во всяком случае, опытные, в перчатках душили.
— Эх, сам бы своей рукой расстрелял негодяев! — сказал Андрей.
— И на Катю Попову напали, — продолжал Никитин. — Ты ведь знаешь ее?
— Тоже убили?!
— Ранили тяжело, кастетом по голове... Я только что от нее, из больницы! Операцию ей делали...
5Бывает, как ни тщательно готовишься к выполнению задуманного, как ни стараешься все предусмотреть заранее, в самую последнюю минуту вдруг обнаруживается, что ты чего-то недоучел, упустил из виду какую-то ничтожную деталь, а она-то и стала причиной неудачи.
Никитин по опыту знал, как важно все заранее взвесить, наметить два, а то и четыре варианта решения задачи, и все же на сей раз совершил ошибку. Необходимо было, узнав об убийстве смотрителя маяка и ранении Кати Поповой, немедленно ехать к ней в больницу, тогда бы он еще до операции, а не после нее, то есть спустя шесть часов, получил эти исключительно важные сведения. Аза шесть часов враги могли замести свои следы.
В эти дни было столько срочных и важных дел, что Никитину пришлось использовать на оперативной работе в городе и Репьева и даже своего секретаря Чумака. Факты, сообщенные Катей Поповой, требовали стремительных действий в самых различных местах.
Репьев и Чумак поехали на Привоз.
В названном Катей домике они обнаружили следы жестокой борьбы: мебель опрокинута, на полу разбитая посуда, большая лужа крови.
Жители соседних домов в один голос твердили, что никакого шума ночью не слыхали. Старик дворник, испуганный появлением агентов уголовного розыска — так назвали себя чекисты, — рассказал, что в домике жил часовщик Петр Тарасович Борисов — человек небогатый, одинокий, самого тихого нрава. Вечером, накануне убийства, он заходил к дворнику за кипяточком и пообещал починить «ходики». Рассказывают, что мастерскую этого самого Петра Тарасовича на Греческом базаре ограбил осенью Яшка Лимончик. «И вот, видишь ты, обратно приключилось несчастье».
Выслушав старика, Репьев внимательно осмотрел комнату. Склонившись над грязным полом, он незаметно для дворника наскреб на осколок стекла сгустившуюся кровь, накрыл другим осколком и положил в карман тужурки. Прихватил он и несколько валявшихся на полу черепков.
Приведенная чекистами овчарка следа не взяла: пол был посыпан каким-то едким порошком...
В часовой мастерской на Дерибасовской сообщили, что Борисов, по-видимому, заболел: второй день не является на работу.
