Ирина Шевченко - Алмазное сердце

Отцу я так ничего и не рассказал. Во–первых, мне хотелось сохранить тайну матери. А во–вторых, я не решился сообщить ему, что он сам отдал судьбу единственного сына в чужие руки. Может, я слишком сентиментален. Может, самонадеян. Одно могу сказать: удачливым меня в любом случае не назовёшь…

Тихо, время от времени прерываясь, чтобы отпить немного чая, Ула пересказала уже известную мне историю, напоследок обругав старую ведьму.

— Хотя, может, и не со зла она. Может, и не видела другого выхода. А у Лизы и подавно иного пути не было — ради своего ребёнка мать и не на такое пойдёт. Так что я её не виню и не винила никогда. Другое дело, что от мужа утаила. Но и тут её понимаю. Рэйк весь в отца, суров бывает без меры. Кто знает, как бы он это принял? Боялась она.

— Отца боялась, а тебя — нет? — я помнил, как робела мать при свекрови.

— И меня боялась, — согласилась нэна. — Только кого ей было о помощи просить? И слово она с меня взяла, что никто ничего не узнает. Знала, что молчать буду. Я и молчала… А Рэйк, стало быть, камень продал?

— Да.

— Зря она меня не послушала. А я, как чуяла, предлагала ей тут алмаз оставить. Я б его в священной земле схоронила — никто не нашёл бы. А теперь что? Кому продал, хоть знаешь?

— Знаю, — не очень уверено ответил я.

— Что ж до сих пор не забрал?

— Пытался…

Коротко, не вдаваясь в подробности, я поведал бабушке о путешествиях алмаза по Вестолии и моей погоне за ним.

— Как будто нарочно он мне в руки не даётся!

— Отчего «как будто»? — задумалась Ула. — Это тебе не стекляшка бездушная, живой он теперь, с характером. И что в руки не идёт — неспроста. В беду вот тебя втянул…

— Почему ты мне ничего не рассказала, когда мамы не стало?

Нэна неопределённо пожала плечами, и я не стал больше спрашивать.

Она ведь только с виду обычная, а сама живёт меж разных миров, на равных общаясь с живыми и давно умершими, с людьми, волками и духами древних стихий. Вот сейчас сидит рядом, а на самом деле, может быть, слушает не меня, а голос горного ветра, приносящий ей новости со всего Ро–Андира, а то и со всего мира. И если ничего не сказала, у неё были причины. Только я эти причины вряд ли пойму.

— Добавить ничего не хочешь? — спросила она, подливая чай. — Из‑за чего на Тропу вышел? Что за девицу с собой привёл?

Я не собирался посвящать нэну в свои проблемы, но неожиданно выложил всё как на духу. Может она или её друзья–духи подскажут, как быть дальше?

Но в ответ на мою откровенность она лишь покачала головой, а от предложения вместе просмотреть злосчастные бумаги отказалась наотрез.

— Не моего это ума дело.

— Так что, ничем не поможешь?

— Отчего не помогу? Отцу твоему весточку пошлю, что сын его жив–здоров. А заодно всем нашим, что среди людей живут, клич кину: найдут твоего Унго. А я уж тебе к нему Тропу открою. Всё ж вдвоём легче будет правду искать. Но сперва реши, что с девочкой делать станешь. Страху она уже натерпелась сверх меры, а дальше и не такое случиться может.

— Знаешь, нэна… Может, Сане у тебя пока остаться? Идти ей, как я понял, некуда…

Я ожидал, что Ула откажет, и уже приготовил длинную и убедительную речь, но нэна неожиданно согласилась.

— Пусть остаётся, если захочет. Мага в ней сразу не углядишь, а я и припрячу чуток: никто не распознает, если колдовать не вздумает. А там, может, и подучится у меня чему — любознательная она у тебя, травами опять же интересуется. Найдём, чем вдвоём заняться.

— Спасибо.

Одной проблемой меньше — уже легче. Помоги Создатель, чтобы и остальные разрешились так же просто.

День пролетел незаметно: мы пришли в посёлок ещё до полудня, визит к вожаку отнял пару часов, а разговор с Улой затянулся до вечера. Уже начинало темнеть, и нэна достала свечи. Две, высокие и толстые, дававшие яркий и ровный свет, поставила на стол, словно приглашая меня не откладывать и заняться наконец документами из шкатулки.

Я не стал с нею спорить. Разложил перед собой бумаги, поводил над ними рукой, доверяя выбор случаю, и схватил наобум первую попавшуюся. Развернул свёрнутый трубочкой лист и с удивлением перечитал стандартный, по годам учёбы знакомый текст дворянского патента. Законный документ. Даже более чем — бурый оттиск человеческой ладони подтверждал это лучше трёх имевшихся печатей и превращал бумагу в фамильную реликвию. Но Виктории‑то какая в ней была выгода? Или не всё хранимое дэйной Солсети следовало относить к её преступным замыслам?

Отложив патент, я пролистал потёртую записную книжку и пришёл в ещё большее недоумение — все страницы в ней были пусты. Принялся за письма, но и тут меня ожидало разочарование. Послания, подписанные инициалами Н. Т., были адресованы некой Анне, и ничего противозаконного я в них не углядел: дружеская переписка, с легчайшим налётом романтики. Если бы дэй Роджер в своё время писал Виктории что‑то подобное, я избежал бы свалившихся теперь на мою голову бед.

Но что‑то в этих бумагах интересовало мага в маске. Что?

Попросив у нэны чистый лист и письменный набор, я списал с патента имя новоявленного барона и свидетелей дарования титула, выбрал всех упоминавшихся в письмах людей (даже если назывались они там «тётушка Жюли» или «пройдоха Пит») и долго, пока глаза не начали слезиться, смотрел на исписанную моими каракулями бумагу, ожидая прозрения.

Вместо прозрения пришёл сон.

Глава 10

Проснувшись, я не сразу смогла понять, где нахожусь. Но вскоре вспомнились печальные события прошедших дней, проход по Тропе, старая шаманка и подслушанный с вечера разговор. Из‑за последнего на душе было нехорошо, и будь моя воля, забыла бы всё до последнего слова.

Надев приготовленное Улой платье и наскоро, не расчёсываясь, собрав волосы в косу, я вышла из‑под полога. Возившаяся у очага волчица приветствовала меня рассеянной улыбкой.

— Доброго утра, — поздоровалась я с ней. — А…

Спросить было неудобно.

— За порог выйдешь, налево поверни, — без слов поняла шаманка. — По тропинке шагов десять, а там увидишь. После вернёшься и направо от двери пойдёшь — умоешься.

То, что было «налево», отыскалось в зарослях кошачьей мяты. Предусмотрительно.

А до «направо» я не дошла. Остановилась в нескольких шагах от широкой лавки, на которой стояли ведра с водой — меня уже опередил Джед. Оккупировав для личных целей бадейку и каким‑то образом приладив на бревенчатую стену дома крупный осколок зеркала, оборотень брился, тонким лезвием снимая со щёк густую мыльную пену вместе со щетиной. Меня не смутила интимность этой процедуры и то, что из одежды на мужчине были лишь короткие льняные портки (после скатерти с колокольчиками они выглядели верхом приличия), но то, что я ненамеренно… ну хорошо — намеренно подслушала вчера, заставило меня отвести глаза и отступить к двери, где я тут же столкнулась с Улой.