Ирина Шевченко - Алмазное сердце
Но усталость не позволила впасть в панику. Вспомнился курс по лекарственным травам и что‑то о целебных свойствах мёда, и я подумала, что стоит расспросить Улу, что и в каких пропорциях она заваривала — судя по запаху, расслабляющему и умиротворяющему, подобные ванны должны пользоваться успехом у изнеженных аристократок, к концу дня устающих на бесчисленных светских приёмах.
А как приятно было скинуть пропылённое платье и тесное белье и забраться в тёплую ароматную воду! Зудела кожа на руках — успела засаднить, цепляясь за кустарник в лесу — но я знала, что скоро под воздействием целебных трав это пройдёт. Шаманка, не прекращая тихонько напевать, устроилась позади меня на низком табурете, и я не возражала, когда она принялась разбирать то, что осталось на моей голове от некогда аккуратной причёски, вытаскивая из спутавшихся прядей шпильки и сухие сосновые иглы.
— Такой волос испортила! — проворчала сердито волчица. — И зачем только?
Краска не ввела её в заблуждение, но это была не та тема, на которую мне хотелось бы говорить. Поборов смущение я пролепетала что‑то о том, что стоило бы опустить шторы в этой части дома — вдруг кто придёт.
— Постучат, тогда завешу, — успокоила меня Ула. — Без стука разве что Джед войдёт, так он ещё не скоро вернётся. Бер–Рэн не сразу его отпустит.
Вычёсывая и поливая тёплой водой мои волосы, женщина неторопливо посвящала меня в хитросплетения родственных связей среди оборотней. Дэй Джед Селан, очевидно, был не последним волком в стае, раз уж приходился внуком шаманке и племянником вожаку, о котором Ула отзывалась почему‑то не слишком ласково.
Объяснение такому тону нашлось позже. Обмакнув кончики пальцев в душистое масло, шаманка легонько помассировала мне виски и кожу за ушами, от чего хотелось мурлыкать довольной кошкой, и продолжила рассказ о своей семье. Оказалось, Ула приходилась второй женой бывшему, уже лет двадцать как покойному вожаку. И нынешний, Бер–Рэн, как и его младший брат, чьего имени я не запомнила (имена у метаморфов оказались заковыристые), шаманке вовсе не сын, а пасынок. Причём — не слишком любимый и любящий.
— Место отца должен был занять Рэйк…
Я уже знала, что так зовут отца Джеда. Но разве младший сын может быть основным наследником?
Словно прочтя мои мысли Ула громко хмыкнула:
— Это у вас, у людей, наследуют по старшинству да по родству. Вожаком становится не тот, кто прежде родился, а тот, кто более достоин. Даже сын младшей семьи может заслужить такую честь… теоретически, конечно.
Наверное, когда‑то дэйна Урсула провела среди людей немало времени. Речь её совсем не напоминала речь невежественной горянки, или напевный говор шаманки из старинной легенды: изъяснялась она просто и понятно, порой вставляя учёные словечки. И не удивлюсь, если в одном из сундуков у неё хранятся древние книги и монографии магов, травников и астрономов заодно.
— Бер–Рэн помнит, что только случай помог ему получить власть в стае. Вот и боится, что Рэйк вернётся и потребует то, что его по праву. Рэйк или его сын. Ведь Снежный Волк ничем не отметил Бер–Рэна, всем это известно, а мой внук уже дважды прошёл по Тропе… Дурак!
— Кто? — не поняла я. Показалось, что дураком она обозвала Джеда.
— Бер–Рэн, кто же ещё, — шаманка без предупреждения плюхнула мне на голову целый ковш чистой воды. — Любой волк может отыскать Тропу, если верит в завещанную великим предком силу. А вожак верит лишь в силу андирского золота.
— А почему ваш сын не захотел стать вожаком? — полюбопытствовала я, отплевавшись.
— Женщина, — вздохнула с тоской Ула. — Человеческая женщина, его жена.
— Вожак не может жениться на человеческой женщине?
— Вожак может всё! — сказала, как отрезала, волчица. — Но мать моего внука не хотела жить в стае. Она любила свой мир. А Рэйк слишком любил её, чтобы настаивать.
Вода остывала, но вылезать из корыта мне не хотелось. Зачем, когда можно подтянуть к подбородку голые коленки, обхватить их руками и слушать красивую, похожую на сказку, историю любви?
Но Ула не желала баловать меня подробным рассказом — умолкла.
— А ваш муж не возражал против такого решения сына? — не унималась я, проявляя воистину неприличное любопытство.
— Как он мог возражать? — удивилась шаманка. — Кто заставит волка пойти против его сердца? К тому же, сам великий предок отказался когда‑то от прежней жизни и облика ради человеческой женщины.
— Сам великий предок, — повторила я зачарованно.
— Да. Хочешь послушать? — казалось, шаманка поддразнивает меня. — Тебе какой вариант: покороче или подлиннее? Если подлиннее, мне нужно разжечь костёр и достать бубён.
Поняв, что она смеётся, я согласилась на короткий вариант легенды. Ула подлила в корыто горячей воды и принесла мне до краёв наполненную травяным чаем кружку.
— Ну, слушай…
Чай был сладкий. Привкус мёда, как по мне, лишь портил напиток. Лучше бы оставалась только приятная терпкость трав. Но мне не хотелось обижать хозяйку недовольством, и, сделав несколько глоточков, я незаметно вылила сладкий отвар прямо в воду в которой сидела — благо трав и мёда в ней уже хватало.
— Давно это было, — рассказывала тем временем шаманка. — Когда люди ещё не пришли в Ро–Андир, хранителем гор был великий Снежный Волк. В лесах на склоне Паруни, высочайшей из здешних вершин, оставлял он свою стаю, а сам поднимался на снежные пики, с высоты оглядывая все окрест. Так однажды и заметил он пришедшую в его лес девушку. Сейчас никто уже не скажет, как её звали. Говорят только, что была она травницей, и приходила к Андирским горам за редкими сборами. Сначала Великий Волк хотел прогнать прочь нарушительницу границ, но подойдя поближе, был очарован её красотой и почтением, с которым она к нему обратилась.
Ула протянула мне широкое полотенце, намекая на то, что пора вылезать из воды.
— И что же она ему сказала? — спросила я, кутаясь в лёгкую мягкую ткань.
— Попросила защиты и покровительства — так говорят, — пожала плечами шаманка. — И стал с тех пор Великий Волк, словно верный пёс, за нею по лесам ходить. Зверьё отгонял, травы искал. А когда пришла пора ей к людям возвращаться, затосковал. За час, не за день, взбежал он на самую вершину Паруни, туда, где нетающий синий лёд отражает лунный свет, и взмолился перед духами предков, чтоб даровали они ему другой облик, такой, чтобы мог он уйти с избранницей к её народу. Сжалились предки, превратили его в прекрасного юношу. Только Луна, ночная стражница, повелела, чтоб каждый месяц, не реже, являлся он пред её светлый лик в истинном обличии. Так и было, покуда жил Снежный Волк с молодой женой среди людей. Оттого и сказки пошли о том, что в полнолуние всякий оборотень зверем перекидывается и бесчинства творит. Только не было никаких бесчинств. Испугались люди, вот и напридумывали всякого. Не остался с ними Волк, забрал жену и сыновей, что к тому времени родились, в родные горы вернулся. Тут и живём с тех пор. С людьми уж вроде поладили, но своя земля — всё ж своя. Хоть и уходят к вам многие. Но и многие возвращаются… Вот, примерь‑ка!
