Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей

— Впрочем, если ты желаешь подробных и самых верных сведений, — говорил клерк, — то на корабле есть человек, которому известно все прошлое капитана. Это один белый… вернее — рыжий, одним словом, европеец, то есть такой же человек, как и я.

— Как его зовут?

— Его зовут Надодом.

— Надодом! — вскричал Грундвиг, будучи не в силах скрыть свое удивление.

— Да, Надодом… Что тебя так удивляет это имя? Оно очень обычно в Швеции и Норвегии, и нотариус Пеггам, у которого я служил, говорил мне, что этот человек родился в герцогстве Норландском.

— Надод!.. Норландское герцогство! — пробормотал Грундвиг, удивление которого постоянно росло.

— У этого Надода, — докончил Олдхэм, — есть еще прозвище Красноглазый, потому что один глаз у него налит кровью и совершенно вылез из орбит. Его, говорят, очень сильно прибили в детстве. Пеггам мне рассказывал, что Надода наказали так по приказу его господ за то, что он недоглядел за ребенком, который был поручен его надзору, и тот утонул.

Грундвиг слушал Олдхэма, боясь вздохнуть, боясь проронить хотя бы словечко.

— Впрочем, я не вполне уверен, утонул ли ребенок: мне помнится, мистер Пеггам говорил, что мальчик жив. Эти рассказы меня никогда особенно не интересовали, поэтому я и слушал их кое-как, без большого внимания. Одно могу тебе сказать, мой друг Утава, — что Надод находится на корабле и что никто лучше этого человека не может рассказать тебе о нашем капитане.

Грундвиг не мог ошибиться в личности Надода, потому что приговор герцога исполнял он, Грундвиг, вместе с Гуттором.

— Слава тебе, Господи! — пробормотал он вполголоса. — Да, это он: предчувствие на этот раз не обмануло меня… Надобно увидать этого Надода, вырвать у него тайну… И зачем он явился опять в Розольфсе? Уж, разумеется, не за хорошим делом. Этот гнусный бандит на хорошее дело не способен… Разве, убегая из замка, он не поклялся жестоко отомстить за причиненное ему увечье? Разве он не говорил, что не успокоится до тех пор, пока не омоет руки в крови последнего из Бьёрнов?.. Разве не поклялся он меня с Гуттором пригвоздить живыми к воротам замка… Боже мой! Что, если он явился сюда теперь именно для того, чтобы исполнить свои угрозы?.. И почему он прибыл именно на этом бриге?.. О, какая дьявольская мысль: разрушить Розольфсе руками одного из Бьёрнов!.. Ужасная мысль, но вполне достойная такого бандита… Нельзя терять времени, необходимо овладеть Надодом во что бы то ни стало… Но как это сделать?

Он задумался.

Весь его предыдущий монолог был произнесен на том наречии, которым говорят норвежские поморы, и Олдхэм, не понявший ни одного слова, был уверен, что слышит настоящий канакский язык. Вместе с тем он полагал, что великий вождь Утава произносит какое-нибудь заклинание против духов ночи, — об этом почтенный клерк тоже вычитал в книгах о путешествиях.

Грундвиг был теперь убежден не только в том, что Ингольф есть Фредерик Бьёрн, но и в том, что Надод нарочно воспитал его для своего мщения и внушил ему мысль разрушить Розольфский замок. Злее этой мести не могло быть — уничтожить род Бьёрнов с помощью одного из членов этого же рода! Но это было не так. Такая идея, конечно, легко бы могла прийти Надоду в голову, но в действительности он вовсе не воспитывал Ингольфа и даже не знал его до тех пор, пока три месяца тому назад министр Гинго не посоветовал ему обратиться к молодому корсару. Министру Гинго хотелось овладеть Черным герцогом и его детьми, но так, чтобы самому остаться в стороне в случае неудачи. Что же касается ближайшей цели Надода, то Грундвиг не ошибался относительно нее нисколько: бывший розольфский крепостной собирался мстить своим прежним господам и всем тем, которые так или иначе участвовали в исполнении над ним грозного приговора.

Вдруг Олдхэм позволил себе нарушить молчание и вывести предполагаемого Утаву из задумчивости: на «Ральфе» в это время зажглись огни, как это делается ночью на военных кораблях, и на корме брига показался человек, прохаживающийся взад и вперед. Даже издали можно было заметить, что у этого человека непомерно большая голова.

— Вот, мой друг Утава, тот самый человек, о котором я тебе говорил, — сказал Олдхэм. — Это Надод Красноглазый. Он дожидается капитана, который съехал на берег в гости к одному колонисту. Что касается меня, то я предпочитаю погостить у кого-нибудь из туземцев — это гораздо интереснее.

— Мой белый брат рассуждает совершенно справедливо, — отвечал Грундвиг, которому хотелось поскорее избавиться от собеседника, уже начинавшего ему надоедать и мешать. — Пойдем со мной, я велю тебя проводить в мою хижину одному из своих молодых воинов, а самому мне нужно здесь пробыть еще некоторое время.

Грундвиг и Олдхэм прошли молча около мили, затем верный слуга Бьёрнов взял свисток, висевший у него на шнурке, и несколько раз протяжно свистнул.

Спустя десять минут захрустел валежник — послышались чьи-то шаги.

— Это ты, Билл? — спросил Грундвиг.

— Я, господин Грунт, — отозвался молодой свежий голос.

Розольфские слуги очень часто называли Грундвига сокращенным именем Грунт. Это делалось из особого к нему уважения как к главному слуге Черного герцога.

Билл был очень толковый юноша и обучался у лучшего стокгольмского ветеринара. Харальд поручил ему главный надзор за стадами, за лошадьми и за охотничьими собаками. Грундвиг уже успел придумать отправить Олдхэма в ског, где паслись олени и были поставлены палатки для пастухов. Роскошная трава и оригинальные костюмы лопарей, по мнению Грундвига, должны были оставить близорукого и легковерного Олдхэма при его иллюзии, будто он находится в Океании.

Отведя Билла в сторону, Грундвиг в коротких словах объяснил ему, в чем дело. Билл должен был увести Олдхэма на большую пастушью ферму Иокильсфильд, так как теперь, после известного разговора, было бы слишком опасно позволять ему встречаться с Надодом.

Грундвиг представил Олдхэму Билла как своего родственника-туземца, которому белый гость может вполне довериться. Почтенный клерк принялся горячо благодарить, и Билл увел его. Близорукость Олдхэма чрезвычайно облегчала задачу Билла.

Как только они скрылись, Грундвиг побежал в замок и сейчас же опять вышел оттуда, но уже не один, а с Гуттором.

XXI

ГУТТОР БЫЛ С ВИДУ НАСТОЯЩИЙ СЕВЕРНЫЙ богатырь — шести футов ростом, широкоплечий, с огромными руками и ногами, и обладал просто феноменальной силой. Был с ним однажды такой случай. Эдмунд, состоя на французской службе, командовал фрегатом «Сеньеле». Однажды на этом судне с грот-мачты упал матрос. Несчастному при падении грозила смерть, но Гуттор подбежал, растопырил руки и принял падающего матроса при громких аплодисментах всей команды. При такой громадной силе он уступал Грундвигу в тонкости ума, но не в преданности и любви к Бьёрнам. Разница между обоими была, впрочем, еще та, что Грундвиг постоянно боялся за молодых своих господ, а Гуттор, не рассуждая, готов был содействовать им во всяком предприятии, какое бы только они ни затеяли. Гуттор был любимцем Фрица, которого сам и выдрессировал. Когда медведь приходил в дурное расположение, силач хватал его за загривок, как щенка, и сажал в клетку.