Борис Перелешин - Заговор Мурман-Памир

Он свалился на скамейку, закрыл лицо руками, и, как думает он, минуту, а то и полторы, ослепленный, находился без сознания.

Вдруг он почувствовал, что поезд сдает ход.

Он поднял голову и посмотрел перед собою впервые за последние полчаса вполне осмысленным взглядом.

Машина затихала. Зайчики уходили куда-то вверх. В косых лучах, строгий и худой, у машины стоял Ма-о и, повернув голову, как аист, в сторону Милова, сверлил, не отрываясь, неподвижным птичьим взглядом лицо машиниста, меж тем, как правая рука его скользила по механизму.

Все силы и все сознание в одно мгновение вернулись к Милову.

Он встал, схватил китайца за шиворот и, одним движением руки, отшвырнул его, как былинку, в угольную пасть тендера.

Затем открыл пар и дал полный ход.

Выглянул в окно.

Вплотную перед ним возвышалась огненная стена, сплошное солнце, занавес из лучей и блеска.

Паровоз проваливался в солнце.

«Ходина Смерть» возвышалась из моря блеска.

Механик не уменьшил хода.

Какой-то человек, взмахнувший винтовкой над головой, мелькнул у подножки паровоза и пропал позади.

Несколько винтовочных выстрелов хлопнули где-то.

Пуля проскрежетала по железу над головой.

Но поезд мчался уже в дивной лиловой тени ущелья.

Путь был, как на ладони.

Совершенно спокойно Милов провел поезд еще 15 минут и затормозил у разъезда 77.

Отряд принял боевой порядок.

Здесь только Милов заметил, что китайский гражданин «Лиса и вошь» смылся, пропал совершенно, от него не осталось и следа, может быть, он соскочил с паровоза в ущелье.

Осматривая паровоз, механик обнаружил целый ряд кусков зеркала, прикрепленных у основания трубы и по краю кузова паровоза.

Он вспомнил минутное неприятное ощущение на сожженном разъезде перед отправлением, когда, занося ногу на подножку, он разглядел на песке куски разбитого зеркала. Это были, вероятно, следы работы «Лисы и вши».

Если б «Лису и вошь» поймали за этим занятием, он объяснил бы, вероятно, что хотел украсить машину, по маньчжурскому обычаю, маленькими зеркальцами.

Выяснилось, что у подножия «Ходиной Смерти», у входа в выемку, кем-то поставлены были перед проходом поезда два больших трюмо, добытые из разграбленного вагона белых беженцев. Какие-то люди арестованы были в окрестностях «Ходиной Смерти». Точно выяснить целей их не удалось. Может быть, они хотели вскочить в паровоз в момент задержки хода и завладеть, таким образом, поездом; может быть, провести его мимо разъезда 77 в центр расположения белых.

Отныне механик Милов, отправляясь в путь в солнечные дни, не очень любит, чтобы все части его паровоза сверкали, начищенные, как зеркало, как этого требует ТЧ.

Так ликвидировано было одно из самых странных покушений, имевшее место за время гражданской войны, покушение при помощи зеркала.

Нападение

В восемь часов утра студент второго курса Механико-машиностроительного института Постышев сидел на кровати, выскребывая ложкой из банки остатки консервов. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и Сережа Фомин, встревоженный и злой, крикнул:

– Вчера империалисты обстреляли М. с аэропланов. Возможно нападение на Москву. Комсомольский батальон вызван в помощь охране. Ребята два часа как ушли из общежития. Я вчера был за городом и не знаю, куда сунуться.

Скромная обстановка комнаты мгновенно изменила свой вид в глазах Постышева. Раскрытый циркуль уперся ему в грудь ослепительным штыком. Он увидел небо над Москвой в оспе неприятельских аэропланов, осколки бомб, похожие на куски жести, людей, превращенных в консервную жижу.

В следующее мгновение, стиснув пустую банку, как ручную гранату, он стоял в носках в холодном коридоре и кричал в телефон.

С трудом удалось добиться ответа станции… Не менее получаса прошло, пока соединились с канцелярией вуза. Ничего определенного! Студенты побежали в институт.

На улицах всюду виднелись группы людей. Танцующий от холода розовеющий парень деловито сообщал прохожим адреса газоубежищ. Он брезгливо посмотрел на встревоженные лица Постышева и Фомина.

Трамваи, проработавшие всю ночь, везли запасных к призывным пунктам, часть служащих шла на службу пешком.

Пробегая мимо гигантского фасада Электрозавода, студенты услышали гул машин, размеренный и мужественный.

Люди на крыше с песнями натягивали над заводом искусственное небо. Примеряли маски. С Бауманской доносились взрывы «Интернационала».

Воззвание Совнаркома и декрет о мобилизации чернели на каждом углу.

…– Слово предоставляется военруку института.

Густой студенческий митинг заполнил зал и коридор. Постышев и Фомин застряли в последних рядах.

– Прежде всего, о непосредственной воздушной опасности. На сегодня она, безусловно, исключена. При 27 градусах мороза и резком ветре воздушный налет и газовая атака невозможны. Неприятельские разведчики, добравшиеся до района С., вернулись обратно, а часть их снизилась и взята в плен колхозниками (громкие аплодисменты).

– Это, конечно, ни в какой мере не избавляет нас от обязанности быть наготове каждую минуту. Тысячекилометровый рейд аэропланов с запасом бомб и бензина – практически трудно осуществим, но теоретически возможен. Вражеские эскадрильи, возможно, ждут только прекращения урагана, чтобы снова попытаться добраться до Москвы. Разумеется, они встретят сокрушительный отпор.

– Перехожу к основному, – какие обязанности налагает на нас начавшееся генеральное военное столкновение труда с капиталом. Мы неустанно твердили, что новая война может начаться внезапным нападением империалистов, и все же, оказывается, не были свободны от некоторой доли благодушия. Например, принято было думать, что войны начинаются в летний период, а никак не в середине зимы.

– Достаточно ли энергично мы вводили высшую вневойсковую подготовку в вузах! Значительная часть студентов, – это надо прямо сказать, – не использовала в полной мере военных занятий в вузе. Наступившее военное время требует от нас немедленного крутого подъема военной учебы, постановки ее на первый план, самого жесткого контроля над усвоением военных знаний.

Голоса: – А батальон? Почему не сказали о батальоне?

– Студенческий добровольный батальон преследовал вспомогательные учебные цели. Однако, в случае нападения империалистов на мирное население красной столицы, он мог бы оказать большую помощь в обороне.

Но… батальон насчитывает едва два месяца существования, охватил всего 300 человек и провел только два занятия. Даже комсомольцы, для которых участие в батальоне обязательно, сплошь и рядом пропускали занятия.