Майн Рид - Жена-девочка
В течение двенадцати дней он пристально глядел в зеркало во время каждого приема пищи; его взгляд менялся, когда он украдкой от сэра Джорджа наблюдал отраженное полированной пластиной розовое лицо с золотыми волосами. Как часто проклинал он в душе этого канадского шотландца, сидевшего напротив, чья огромная косматая башка встревала между ним и этим красивым отражением!
Догадывалась ли девочка об этом наблюдении через зеркало? Тревожил ли ее этот взгляд из-под обильной каледонской шевелюры, скрывавшей от нее эти глаза, пристально и нежно устремленные на нее?
Трудно сказать. У юных девочек тринадцати лет бывают иногда довольно странные фантазии. И, как это ни странно, человек тридцати лет имеет больше шансов завоевать их симпатию, чем если бы они были десятью годами старше! В этом возрасте их молодое сердце, не способное заподозрить обман, уступает более естественным природным инстинктам, впитывая новые ощущения словно губка и от этого приходящее в восторг. Только позже опыт, приобретенный в мире зла, учит ее скрывать свои чувства и относиться к поклоннику с подозрением.
В течение всех этих двенадцати дней Майнард много думал о девочке, на которую смотрел через зеркало, — множество мыслей было о том, как же она к нему относится.
Но вот на горизонте показался Мыс Клеар, а он так и не приблизился к пониманию ее мыслей ни на йоту, со времени, когда увидел ее впервые у Санди Хука! Ничего не изменилось и в его собственных мыслях. Когда он стоял на палубе парохода, проплывавшего вдоль южного берега его родной земли, с Австрией на другой стороне, он повторил те же самые слова, которые произнес за пределами видимости Исландии:
— У меня есть предчувствие, что эта девочка все же будет моей женой!
И снова он повторил эти слова в заливе Мерсей, когда судно-челнок, пришвартовавшись к большому океанскому пароходу, принимало на борт пассажиров, среди которых были сэр Джордж Вернон и его дочь, и они вскоре должны были исчезнуть из поля зрения Майнарда, исчезнуть, чтобы, возможно, никогда больше не появиться.
Что же дало основание для этого предчувствия, такого с виду абсурдного? Первый пристальный взгляд на палубе, где он впервые ее увидел; долгие многократные взгляды в обеденной комнате через зеркало; прощальный взгляд, когда она покидала пароход, чтобы подняться по лестнице в челнок, — могло ли все это иметь какое-либо значение для него?
Даже он, тот, кто ощущал все это на себе, не мог ответить на такой вопрос. Он мог только повторить себе слова, которые слышал у мексиканцев: «Кто знает?»
Пока он раздумывал, произошел случай, и его предчувствия получили неожиданное подтверждение.
Случилось одно из тех происшествий, которые так часто могут окончиться несчастьем в то время, когда пассажиры переходят с парохода на челнок.
Аристократ экс-губернатор, растерявшийся от того, что толпа оттеснила его, ждал своей очереди и был одним из последних; его багаж был уже погружен ранее. Только Майнард, Розенвельд и немногие другие, все еще находившиеся на пароходе, вежливо уступили ему место.
Сэр Джордж вступил на лестницу, его дочь следом; мулатка с мешком, делавшим из одного пассажира двоих, должна была подниматься за ними.
Довольно свежий бриз дул в заливе Мерсей, вызывая сильный поток воды; и неожиданно буксир, удерживающий два судна вместе, совершил очень неудачное движение. Стоящий на якоре пароход удержался на месте, в то время как челнок стал быстро дрейфовать в направлении кормы. Лестница стала стремительно разворачиваться, ее внешний конец соскользнул с колесного кожуха, едва сэр Джордж убрал с нее обе ноги. В следующее мгновенье лестница с грохотом опустилась на палубу ниже.
Служанку, находившуюся рядом с перилами, легко втянули обратно. Но девочке, которая была уже на полпути к лестнице, грозила серьезная опасность упасть за борт, в воду. У пассажиров одновременно на обоих судах, увидевших это, вырвался громкий крик ужаса. Бедняжка ухватилась руками за веревку и висела на ней; наклонная доска трапа под ногами лишь очень слабо поддерживала ее.
И следующее мгновенье доска отделилась от челнока, который все еще быстро двигался к корме. Это сбросило ее второй конец прямо вниз, в бурлящую воду; но прежде, чем это случилось, человек, скользнувший вниз, обхватил подвергавшуюся опасности девочку сильной рукой и перенес ее назад, за перила парохода!
Вся неприязнь, накопившаяся между сэром Джорджем Верноном и капитаном Майнардом, бесследно исчезла, ибо именно последний был тем, кто спас ребенка.
Когда они расстались после высадки в Ливерпуле, джентльмены крепко пожали друг другу руки и обменялись визитными карточками — на карточке английского баронета, приглашавшей революционного лидера посетить его имение, был адрес: «Вернон Парк, Севеноакс Кент.»
Излишне было сказать, что Майнард обещал принять приглашение в свое время, а адрес этот зафиксировался в его памяти.
И вот теперь, сильнее чем когда-либо, он чувствовал, что странный прогноз реален, поскольку видел лицо девочки, ее глубокие синие глаза, смотревшие с благодарностью из окна вагона, который увез сэра Джорджа и его семью с пристани.
Его пристальный взгляд отражал его розовые мечты; и еще долго, уже после того, как англичане исчезли из поля зрения, стоял он, думая о них.
Как же далеко от приятного было пробудиться от этих розовых мечтаний, даже голосом такого друга, как Розенвельд!
Граф шел к нему, держа в руке газету.
Это была лондонская «Таймс», и новости она содержала крайне неприятные.
Они не были неожиданными. Журналы, принесенные на борт курьером, — как обычно, трехдневной давности — уже подготовили их к неприятным известиям. То, что они читали теперь, только подтверждало это.
— Это правда! — сказал Розенвельд, показывая на набранный крупным шрифтом заголовок:
ПРУССКИЕ ВОЙСКА ВЗЯЛИ РАСТАД!
РЕВОЛЮЦИЯ В БАВАРИИ ПОДАВЛЕНА!
Когда он показал этот кричащий заголовок, грубое ругательство, достойное шиллеровского студента-разбойника, сорвалось с его губ, и он с силой пнул пяткой плавающую пристань, как будто стремился разбить ее нижнюю доску.
— Проклятие! — кричал он. — Будь трижды проклят этот клятвопреступник, король Пруссии! И эти глупцы, северные немцы! Я знал, что он нарушит клятву, данную им!
Майнард, хотя ему также было невесело, не так сильно был возбужден. Возможно, это разочарование было для не него не таким чувствительным из-за не покидавших мыслей о золотоволосой девочке. Она была все еще в Англии, где и он, похоже, вынужден теперь будет задержаться.
Это было его первой мыслью. Она еще не повлияла на его решение, он лишь вскользь подумал об этом.
