Прокопий Явтысый - Искатель. 1983. Выпуск №6
— Все в порядке! — шепотом сказала девушка. — В радиусе мили ни души.
«Форд» тронулся с места, повернул направо на Клебурн-стрит. Попетляв несколько минут по улицам города, мы выехали на шоссе, а там оно сменилось гравийкой. Через час Барбара повернула чуть ли не под прямым углом вправо, машина проехала еще несколько метров и остановилась.
— Порядок, Джон, — с облегчением выдохнула моя спасительница.
«Форд» стоял на вершине небольшого холма у северной окраины города. Сзади и слева виднелись темные ряды деревьев. Впереди светились огни Клебурн-стрит и других улиц города, в котором я родился и провел большую часть своей жизни. Город, где никто, кроме приезжей девушки Барбары, не захотел протянуть мне руку помощи! Я открыл переднюю дверцу автомобиля и присел рядом с Барбарой.
Барбара улыбнулась. Ее лицо едва виднелось при свете звезд.
— Ну а теперь, — сказала она, — потрясем-ка ящик Пандорры, поглядим, что там.
— Хорошо. Но прежде всего позвольте сообщить: если вдруг мне удастся выбраться невредимым из этого осиного гнезда, то первое, что я сделаю, так это подам прошение в суд с просьбой, чтобы вы меня усыновили.
Барбара покачала головой.
— Вам и впрямь нужен хороший опекун! Вы поступаете иногда словно упрямый ребенок! Но оставим шутки. Прежде всего, как мне кажется, этот Малхоленд — вот уж противный тип! — понял, что Фрэнс вернулась домой. Если он заметил перчатки, то мог догадаться, что и чемодан ее. Стало быть, вы еще находились во Дворце правосудия, когда он оттуда ушел?
— Да.
— Но с другой стороны, помощник шерифа, наверное, поверил, что миссис кому-то звонила, когда вас не было дома. Потому что, я настаиваю, все произошло после одиннадцати часов сорока пяти минут вечера. Стало быть, Фрэнс могла звонить кому угодно. А теперь постарайтесь припомнить точно: сколько прошло времени после того, как вы позвали Джорджа Клемена к телефону и после его появления в конторе шерифа?
— Не более десяти минут.
Я на мгновение задумался.
— Джордж?!
— А почему бы и нет? — спросила Барбара. — Полицейские действуют точно таким образом, если верить детективным романам, которые мне довелось прочитать. Каждый находится под подозрением, пока не будет доказано обратное. Кроме того, существует еще одно обстоятельство, о котором вы вскользь упоминали. Но сначала давайте-ка подумаем о злополучных десяти минутах. Какое расстояние должен преодолеть Джордж, чтобы заехать сначала к вам домой, а затем примчаться во Дворец правосудия?
Я быстро прикинул в уме:
— Пять тысяч четыреста метров. Не получается, невозможно! Ведь ему еще надлежало одеться.
— Это он так сказал. Но представьте себе: Джордж одет и как раз намеревается выйти, ведь ему только что позвонила Фрэнс.
— Бог ты мой!..
— К тому же, если время для него ровным счетом ничего не значило, то спрашивается: чего ради он так старался заострить на этом ваше внимание? Сами же сказали, что помните слово в слово, как Джордж заявил: «Я только что лег». Я хорошо знаю адвоката, подобное абсолютно не вяжется с его характером. Клемен — человек особого склада, совсем не из тех, кто много говорит, он человек действия. И выехал бы по вашей просьбе без лишних слов. Значит, Джорджу просто необходимо было убедить вас, что ему еще придется потратить время на одевание. Улавливаете мысль, Джон?
— Да, но ведь всего десять минут. Так мало?!
— Может быть. Но учтите, уличное движение в столь поздний час весьма редкое, можно прохронометрировать все расстояние на моей машине. Для того и заехала.
— Минутку, минутку, подождите! — взмолился я.
Гипотеза казалась абсолютным абсурдом.
— Ведь речь идет о Джордже Клемене, Барбара, о Джордже Клемене, моем друге, бывшем мэре, уважаемом гражданине нашего города! И друге Фрэнс к тому же! Мы ведь каждую неделю вместе играли по вечерам в бридж. Джордж Клемен — воплощенное уважение к закону, даже преклонение перед ним!
— Мне все это известно, — спокойно сказала Барбара.
— Но послушайте, не может же существовать на свете человек, способный спустя три-четыре минуты после убийства как ни в чем не бывало появиться на людях. Черт побери! Он меня еще задирой обозвал, когда я там расшумелся. Разве можно вообще спокойно смотреть в глаза мужу женщины, которую только что убил зверским ударом кочерги по голове?!
— Можно, — Барбара была непреклонна. — Именно таков Клемен. Не забывайте, что я проработала у него около года и достаточно хорошо изучила его. Джордж в любой ситуации превосходно владеет мимикой своего лица. Другой такой человек мне просто не встречался. Конечно, нельзя утверждать, что Клемен точно так же управляет своими страстями, но, коль пожелает, уверена на все сто процентов, может полностью скрыть истинные чувства. Словно бы опускает какую-то непроницаемую занавеску, что ли. Мне не раз доводилось наблюдать за ним на суде, когда тот имел дело с враждебно настроенными свидетелями или судьями. А однажды я ему дала пощечину…
— Что?
Барбара улыбнулась.
— Я дала вашему Джорджу Клемену по морде.
— Но… но за что?
— Право, все может показаться и смешным, но, по совести говоря, в тот момент подобный метод показался мне наиболее уместным — ведь требовалось заставить Клемена мгновенно вынуть руку из моего лифчика.
— Вы хотите сказать… Джордж? Да не может быть!
— Уверяю, Джон, у него есть руки.
Я глядел на нее ошеломленно.
— Бог ты мой! Старый боров! Двуличная душа! Так вот почему вы уволились!
— Да. Но не тогда, немного позднее. Он извинился, и я решила, что это был случайный порыв. Но оказалось, Клемен просто изменил тактику. В конце концов мне надоело отбивать его атаки, прямые и косвенные, и я уволилась. Само собой разумеется, никому ничего не говорила, даже вам. Да и сейчас не сказала бы, не имей подобные детали прямого отношения к вашему делу. Так вот, мы говорили о его способности чудесно владеть выражением лица. Кто-нибудь другой, получив увесистую оплеуху, наверняка бы рассердился, обругал меня, наконец, сделал обиженный вид. Или же, наоборот, обратил бы все в шутку, рассмеялся, во всяком случае, как-то проявил свои чувства. А Джордж сделал безучастный вид. Представьте себе его физиономию — на щеке красное пятно от пощечины, а лицо спокойное. Лишь невозмутимо произнес: «Прошу извинить, миссис Райан!» Про себя, наверное, чертыхался и в мой адрес, и в свой, поскольку поставил себя в смешное положение. Тем не менее, продолжал диктовать, словно ничего не произошло. Ни одной запятой не пропустил!
Я начал приходить в себя.
