Возвращение на Обитаемый остров - Третьяков Владимир
– Помощь придет, можно и по канату будет спуститься, – успокоил его горец.
– Это на данный момент не столь важно. Сейчас главное уцелеть, чтобы эти гады до нас не добрались.
– А башня от наших взрывов не расколется? – с опаской спросил Хорек. – Вон она какая древняя. Рухнем все вместе, и будет нам тут братская могила. А лично мне героическая смерть не нужна. Я еще пожить бы хотел. Детишек завести, внуков понянчить, ну и все такое.
Замечание было резонным. Максим выглянул в люк, прикидывая, как бы поудачнее бросить гранаты, чтобы разрушить хоть небольшой фрагмент лестницы, но самим при этом уцелеть.
– Можно рискнуть, – сказал он, закончив осмотр. – Если гранаты бросать не все сразу, а по одной. Кстати, сколько их у нас?
– У нас нет, – в один голос ответили морпехи. – Только пулемет и винтовка. Патронов еще много.
– И я пустой, – ответил Хорек. – Вот эти две последними были.
– А где же ящик? – спросил Максим. – Там ведь этих гранат валом было.
– Так это… я когда увидел, как они в атаку поперли, так к вам на подмогу вместе с ящиком и кинулся, – виновато, ответил Хорек. – А уже внизу мне не до него было. Я вас вытаскивал.
– Ясно, – констатировал Максим. – Разрушить лестницу нам, стало быть, нечем. Хорошо хоть пулемет есть. Попробуем отбиться. Не думаю, что их надолго хватит, собой жертвовать.
Действительность показала, что бандиты думали так же. Им совсем не хотелось лезть под кинжальный пулеметный огонь. Их план расправы с обидчиками оказался простым и рациональным. Вначале грянул взрыв, от которого башня ощутимо закачалась, а крышку люка подбросило взрывной волной. Из этого можно было сделать вывод, что дверь не уцелела. Вслед за этим остро завоняло бензином.
– Кажись, нас хотят поджарить, – заметил Хорек, принюхиваясь. – М-да, выбор у нас был не велик, но лично я предпочел бы умереть мгновенно, под обломками, чем медленно поджариваться, вроде того бифштекса.
Он приоткрыл люк и тут же захлопнул, морщась от пахнувшего в лицо едкого дыма.
– Все, полыхает, что твоя преисподняя, – сказал он обреченно, закрывая крышку.
Снизу раздалось довольное ржание бандитов. Максим посмотрел на часы. Стрелки показывали, что установленное время, после которого должна прийти помощь, уже истекло. Неужели случилось нечто непредвиденное?
Прошло еще несколько минут. Стоять и дышать на площадке башни становилось невозможно из-за все более усиливающегося жара и густого дыма. Первым потерял сознание Хорек. Он упал ничком и Максим постарался посадить его и прислонить спиной к стенке, но внезапно почувствовал приступ дурноты. Он постарался задержать дыхание, но в этот момент до него донесся шум автомобильных моторов, а затем началась беспорядочная автоматная стрельба. Максим, понимая, что может упасть в обморок, сумел все же подняться. Рискуя быть подстреленным, он заглянул между зубцами и увидел на поле идущих в атаку морских пехотинцев. Теряя силы, Максим поднял пулемет и дал вверх длинную очередь трассирующими пулями. Лишь после этого в голове помутилось, и он упал ничком подле своих бойцов.
Глава 14
Вернувшееся сознание породило и невыносимую боль во всем теле. Максим осмотрел бинты, затем больничный бокс, рассчитанный, видимо, на важных персон, после чего прикрыл глаза и постарался сосредоточиться, настроив организм на нормальную работу. Прежде всего, необходимо освободиться от тяжести в голове. Отравление угарным газом, в довесок к полученным ожогам, не прошло даром, и местной медицине необходимо очень постараться, чтобы вернуть ему утраченное здоровье. Но валяться на больничной койке две, а то и три недели, означало пропустить нечто важное, а этого позволить Максим сейчас себе не мог. Дома, имея под рукой соответствующие препараты, на излечение ушло бы часа полтора, не больше. Здесь же ничего этого не было. Оставалось надеяться только на собственные силы и заниматься самолечением без медикаментов. Это, как минимум, сутки.
Настройка мозга, главного штаба, отвечающего за нормальную работу всего тела, была достаточно трудоемким делом, которому мешала эта тупая боль в голове. Наконец Максиму удалось сосредоточиться, начав «диктовать» внятные приказы по определенной схеме, знакомой любому жителю Земли еще со школьной скамьи. Каждая формула, услышь ее человек непосвященный, прозвучала бы для него откровенной тарабарщиной, набором ничего не значащих слов, но лишь такая и никакая другая комбинация звуков способна была заставить каждый орган, каждую его клеточку начать освобождаться от ненужного хлама и приводить себя в порядок.
Максим закончил отдавать «приказы» и вскоре почувствовал, что приложенные усилия постепенно приносят свои положительные плоды. Вначале на лбу выступила обильная испарина, которая затем распространилась по всему телу. Организм начал сам бороться с накопившейся в нем гадостью, выводя ее прочь.
Максим с трудом дотянулся до висевшего в изголовье полотенца, отер им лицо и бессильно уронил руку. Он чувствовал, что температура уже подходит к критической, но опасности в этом не было, хотя потеря сознания в такой ситуации была вполне возможна. Не наговорить бы в бреду чего лишнего на своем родном языке. И хотя он в палате находился в гордом одиночестве, необходимо учитывать всякие неожиданности. Надеяться на то, что приветливая и добродушная с виду медсестра не является секретным осведомителем, и не донесет «куда надо», если услышит нечто подозрительное, было бы верхом беспечности.
Борясь с подступающим приступом сонливости, Максим из последних сил постарался заблокировать центры, отвечающие за разговорную речь, и лишь после этого провалился в глубокий сон.
Время, проведенное в этой яме, не прошло даром. Когда Максим проснулся, за окном стояла уже глубокая ночь. Бокс освещался лишь тусклым светом ночника, позволявшим рассмотреть лишь очертания отдельных предметов. Страшно хотелось пить. Оно и не удивительно – организм потерял столько влаги, что простыня и подушка были, хоть выжимай.
Максим спустил ноги на пол, взял стоявший на тумбочке графин и принялся пить прямо из горлышка. Успокоился он только после того, когда осушил емкость до последней капли.
– Уф, хорошо! – пробормотал Максим, потягиваясь. Теперь он не чувствовал никакой боли, тело вновь было полно энергии и сил. Хоть сейчас можно рвануть на десять тысяч, да к тому же, поставить личный рекорд.
Максим присел на кровати, и начал сматывать с себя бинты, которыми его густо опутали врачи в местах ожогов. Кожа восстановилась полностью и приобретала свой естественный розовый цвет.
Спать больше не хотелось, и Максим решил выйти на улицу, подышать свежим ночным воздухом. Он натянул тесную больничную пижаму, висевшую на спинке кровати, вышел в коридор, и спустился по лестнице на первый этаж. Здесь за столиком дремал преклонных лет медбрат. Максим не хотел его будить, надеясь выйти незаметно и тихо, однако этого ему не удалось сделать – решетчатая дверь, ведущая к выходу, оказалась запертой.
– Слышь, служивый, – обратился он к ветерану медицинского фронта, легонько похлопав его по плечу. – Отопри калитку, я хочу на свежий воздух выйти.
Медбрат встрепенулся, внимательно посмотрел на разбудившего его человека и, узнав, внезапно переменился в лице.
– Куда вы, господин барон! – воскликнул он, вскакивая со стула и махая руками так, как будто увидел приведение. – Вам же нельзя, у вас же ожоги, вы же при смерти.
– Какие ожоги, ты в своем уме, – рассмеялся Максим. – На, смотри!
Он расстегнул пижаму, обнажая молодое красивое тело.
– Ну, где ты видишь тут хоть одно обожженное пятнышко.
Медбрат осторожно, дабы не оскорбить достоинство стоявшего перед ним дворянина, дотронулся указательным пальцем до Максимовой груди. Некоторое время он пребывал в недоумении.
– Ужели такое возможно, – наконец вымолвил он. – Ведь третьего дня я самолично принимал вас, а потом еще помогал бинтовать. Чудеса, да и только.
