Павел Амнуэль - Искатель. 1989. Выпуск №2
— Ну что ж, — сказал Мейсон. — Значит, у нас нет проблем. Давайте запишем эти вещи. Заколка с бриллиантом исчезла, кольцо с рубином исчезло, часы…
— Я не говорил, что они исчезли. Я просто увидел, что похищенное тянет примерно на пятьдесят тысяч.
— На пятьдесят тысяч, — сказал Мейсон. — Это довольно много драгоценностей.
— Да, сэр.
Элдер облизнул губы и почти умоляюще посмотрел на помощника прокурора.
— А сколько драгоценностей было в шкатулке?
— Много.
— Застрахованных?
— Да, сэр.
— А какова сумма страховки?
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Выходит, у вас украли все драгоценности?
— Нет, не все… я… я же сказал, что еще не делал окончательной проверки.
— А почему? — спросил Мейсон.
— Я не осматривал всех драгоценностей… я был слишком взволнован…
— Но сейчас-то вы не волнуетесь? — спросил Мейсон.
— Нет.
— Ну тогда назовите, что пропало?
— У меня нет с собой этой шкатулки.
— Вы даже сегодня были так взволнованны, что не смогли составить список украденных драгоценностей?
— Да.
— Значит, когда вы заявили, что у вас украли драгоценности на сумму пятьдесят тысяч, вы были взволнованны?
— А при чем здесь это?
— Вы были так возбуждены, что не стали даже проверять, что именно украдено, не так ли?
— Ну, наверное, вы можете сказать и так.
— Это не я, а вы так говорите, — резюмировал Мейсон. — Я просто пытаюсь обобщить ваши показания. А не будет ли правильнее сказать, что цифру в пятьдесят тысяч вы назвали потому, что у вас в памяти просто всплыла сумма страховки и…
— Возможно, и так.
— А сейчас под присягой вы бы, наверное, не настаивали и на десяти тысячах долларов, не так ли?
— Послушайте, — сказал Элдер сердито, — эта молодая женщина ворвалась в мой дом, она шарила в моем столе, моя шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то случайно вошел в кабинет, испугал женщину. Та схватила эту бутылку, бросилась к окну и…
Элдер внезапно остановился.
— Какую бутылку? — спросил Мейсон.
— Бутылку с драгоценностями, — сердито ответил Элдер.
— Вы храните драгоценности в бутылке?
— Не знаю. Нет, разумеется, не храню, но свидетель, который заметил женщину, говорил, что она положила драгоценности в бутылку или что-то в этом роде… Может быть, она боялась потерять их в воде, не знаю…
— А вы видели эту женщину?
— Я видел ее после того, как она выпрыгнула в окно и побежала. Я спустил собаку.
— Значит, вы сами не можете сказать с уверенностью, что сумма украденных драгоценностей составляла хотя бы две тысячи, не так ли?
— Ну, мне кажется…
— Вы даже не знаете точно, украли ли у вас драгоценности на сумму в одну тысячу долларов?
— Я не знаю вообще, украли у меня что-то или нет, — ответил Элдер сердито. — Я просто открыл шкатулку, в которой храню драгоценности, и мне показалось, что там многого не хватает.
— Но когда вы называли сумму в пятьдесят тысяч, вы просто вспомнили сумму страховки, не так ли?
— Ну, пожалуй, можно с этим согласиться.
— Вы еще не заявляли в страховую компанию?
— Нет, сэр.
— И, если честно, — спросил Мейсон, — вы не собираетесь требовать компенсацию у страховой компании, не так ли?
— Я не понимаю, при чем здесь это. По-моему, мне необязательно сидеть здесь и выслушивать, как меня запугивают, — сказал Элдер.
— Мейсон повернулся к судье Ланкершиму.
— Вот видите, ваша честь. Я соблюдаю условия. Если бы он назвал сумму в пятьдесят тысяч, я бы согласился на залог в пятьдесят тысяч. Однако, как видите, он не может назвать ни одной из украденных вещей, а в этом случае прокурор обещал спустить мою клиентку под честное слово и вообще закрыть дело и…
— Не так быстро, — вставил Колтон. — Вы все же оказываете давление на свидетеля…
— Мне не нравится слово «давление», — сказал Мейсон. — этот человек — бизнесмен. Он знает свои права. Я только прошу его сделать прямое заявление суду. Он боится это сделать. Боится назвать хотя бы один предмет и поклясться, что эта женщина украла его, потому что не сможет доказать. Одно дело — говорить о пятидесяти тысячах журналистам, другое — доказать это.
— Но зачем человеку заявлять, что у него украли драгоценности, если их у него не крали? — спросил удивленно судья Ланкершим.
— Потому что, — ответил Мейсон, — у него есть причины, по которым он хочет, чтобы подзащитная была задержана.
— Вы понимаете, мистер Мейсон, что это очень серьезное обвинение?
— Понимаю. И могу сказать суду и мистеру Элдеру, что подзащитная собирается подать в суд на мистера Элдера за клевету. А я собираюсь попросить у мистера Элдера, когда он будет под присягой, предъявить доказательства, что у него украли хоть бы одну драгоценность. Более того, я буду настаивать, чтобы представители страховой компании проверили наличие всех драгоценностей в доме Элдера, указанных в страховом полисе.
Мейсон умолк, наступила напряженная тишина.
Наконец ее прервал Элдер:
— Это какой-то абсурд, — сказал он. — В субботу вечером и был возбужден, а вчера утром еще не совсем пришел в себя. И не знал, что на меня собираются так давить…
— Суд не позволит никому давить на вас, мистер Элдер, — перебил его судья Ланкершим, — но суд спрашивает, согласны ли вы, чтобы к вам пришли домой и проверили наличие драгоценностей, указанных в страховом полисе?
— Когда?
— Сейчас.
— Сейчас это было бы не совсем удобно. У меня много других дел.
— Хорошо. Тогда назначьте время сами.
После долгой паузы Элдер сказал:
— Я пойду домой и сам все проверю. У меня репутация честного человека, и нет необходимости поднимать такой шум.
Опять наступило молчание.
— Ну что ж, — произнес судья Ланкершим, — назначаю залог в сумме две с половиной тысячи долларов.
Мейсон взял портфель и повернулся к двери, когда Колтон спросил его:
— Послушайте, что происходит? Вам что-то еще известно об этой краже?
— Спросите Элдера, — ответил Мейсон и пошел к выходу.
— Собирайтесь, Дороти, — говорил Мейсон, улыбаясь, — а Судья Ланкершим назначил залог в две с половиной тысячи, а страховая компания заплатила деньги.
— Но… но ведь компания потребует от меня эту сумму…
— Не беспокойтесь, я с ними договорился. Кстати, где им живете? Я бы вас подвез.
— В отеле «Монаднок».
— Элдеру стало жарко от моих вопросов.
— Он что-нибудь сказал о…
Мейсон многозначительно посмотрел в сторону смотрительницы и проговорил:
