Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа
— Этот человек мне нужен, черт возьми!
— Прикажи ему выйти.
— Он боится кобры, которая разлеглась перед дверью. Спаги пожали плечами и не тронулись
— Божье наказание! — закричал Бассо. — Я вам покажу, что я храбрее вас.
Он вынул из сумки двуствольный пистолет и, сунув саблю под мышку, направился к двери.
Марабут продолжал стоять посреди куббы, неподвижный словно статуя. Казалось, страх парализовал его.
Змеи, все еще не успокоившиеся, по-прежнему ползали по полу куббы, поднимаясь на хвосты и яростно шипя. Иногда одна из них подползала к Мулей-Хари и пыталась укусить его.
Сержант был человек храбрый, но и он на минуту остановился перед страшным пресмыкающимся, поднявшимся на хвост и распустившим капюшон.
— Собака марабут! — закричал Бассо. — Ты можешь заставить ее отойти: все змеи повинуются аиссанам.
— Что же мне делать, если они сошли с ума и не слушаются моего голоса? — ответил Мулей-Хари. — Попробуй сам.
— Я никогда не имел ничего общего с Сиди Мухаммедом.
Он прицелился из пистолета, в то же время взяв в правую руку саблю на случай внезапного нападения, и выстрелил.
Кобра, пораженная в голову пулей, открыла было пасть, но вслед за тем перевернулась и вытянулась
— Путь свободен, — сказал сержант. — Ты можешь выйти.
— А другие? — спросил Мулей-Хари дрожащим голосом.
— Оставь их в куббе.
— Как же мне потом вернуться сюда?
— Это уж твое дело. Ну, поворачивайся! Мне некогда терять времени. Если не станешь повиноваться, я тебя пристрелю!
Марабут прекрасно понял, что дольше тянуть нельзя, иначе его собственной шкуре грозит опасность С жестом, выражавшим покорность судьбе, он бросил последний взгляд на своих змей, охранявших неприкосновенность убежища Хасси аль-Биака, и вышел из куббы.
Едва он успел переступить через порог, как Бассо схватил его за грудь и потащил к лошадям, говоря угрожающим тоном:
— Если осмелишься сопротивляться — смерть тебе! Здесь пустыня, и никто не расскажет твоим братьям по религии, что я отправил на тот свет марабута, потому что все мои спаги — христиане.
— Что же тебе от меня надо, господин? — спросил Мулей-Хари.
— Многое, любезнейший, — ответил сержант. — Прежде всего, чьи это махари у колодца?
— Мои.
— Ты держишь верблюдов? Мне еще не случалось видеть, чтобы марабут занимался этим ремеслом, недостойным святого человека.
— Пророк не запрещает это. Для него верблюд тоже священное животное.
— Плохой вкус у вашего Пророка, что он покровительствует вонючим верблюдам.
— У меня махари.
— А! Махари! — воскликнул Бассо. — Ну, попался.
— В чем?
— Погоди, любезнейший. Мне из-за тебя придется потерять немного времени; но так как с теми людьми, кого мы ищем, едет женщина, они должны будут остановиться отдохнуть на несколько часов. Все равно мы догоним их на заре. Так, стало §ыть, махари твои?
— Мои, господин.
— Посмотрим. Сколько их у тебя?
— Семь, господин.
— Оседланных?
— У меня совсем нет седел.
— Вот как? Увидим. Эй, молодцы, зажгите-ка факелы.
Двое спаги порылись в плащах, свернутых позади седел, и, вынув оттуда факелы, зажгли их.
— Идем, святой человек, — сказал Бассо. — Тебе меня не провести. Ты, может быть, и хитер, да я, хоть и не алжирец, в десять раз хитрее тебя.
— Я следую за тобой, — поспешно проговорил Мулей-Хари, старавшийся казаться спокойным, хотя в душе тревожился за Хасси аль-Биака.
Сержант направился к водопою — струе воды, вытекавшей из расселины в скале вблизи группы карликовых пальм, и осмотрел всех махари.
— А между тем я уверен, что эти верблюды были под седлом, — бормотал он. — Этот марабут, наверное, заодно с беглецами! Смотри в оба, Бассо, и постарайся доставить своим людям две тысячи франков, обещанных за поимку этих мошенников.
Он обратился к марабуту и спросил его неожиданно:
— Когда расседлали этих верблюдов?
— Я уже сказал тебе, что они не были под седлом, — ответил Мулей-Хари. — Вели обыскать всю куббу, и ты не найдешь ни узды, ни седла.
— Да, когда она кишит змеями! Ноги моей там не будет. С меня довольно и твоей кобры.
— В таком случае поверь мне на слово.
— Но у этих махари шерсть на спине как будто вытерта. Отчего это? Объясни-ка мне это, мошенник.
— Хозяин, продавший мне их, может быть, ездил на них, а я не ездил.
— Кто их продал тебе?
— Кабил с гор.
— Когда?
— Три месяца тому назад.
— Ха! — произнес сержант, делая нетерпеливое движение.
— Клянусь тебе, господин.
— Чем?
— Костями святого, покоящимися к куббе.
Марабут мог клясться сколько угодно, потому что в святилище не хранилось ничего, кроме разнообразного оружия, принадлежавшего сенусси.
Однако эти слова произвели на Бассо некоторое впечатление: ему казалось невозможным, чтобы убежденный мусульманин мог так святотатственно обращаться с именем своего покровителя.
— Ну, может быть, — сказал он, — хотя я вовсе не убежден, что ты не врешь. Пока оставим махари: они меня не интересуют в данную минуту. Ты лучше скажи мне, кто останавливался у тебя несколько часов тому назад.
Марабут испугался, но не выдал себя и быстро ответил:
— Змеи, которых я вчера наловил во рву.
— Люди?
— Уж несколько дней я не видал ни единого человека. Сторона у нас безлюдная, а кабилы мало религиозны, чтобы приходить молиться моим святым.
— Врешь ты все, мошенник! — крикнул сержант. — Мы проследили до твоей куббы отпечатки ног нескольких махари, на которых ехали мавр, его дочь, старый негр и двое франджи.
— Должно быть, я спал в то время.
— А, спал! — закричал сержант, приходя в ярость. — Куда же они девались, если мы не нашли за твоей куббой следов махари? Куда ты спрятал этих людей? Знай, что у меня есть средство развязать тебе язык. Я никогда не пускаюсь в путь по вашей проклятой земле, не захватив с собой негашеной извести: она скорей ведет к цели, чем палка.
— Ты можешь убить меня, — отвечал мусульманин с несокрушимой твердостью, — но я не скажу о том, чего не видал.
— Ты не скажешь, куда направились эти люди или где они скрылись?
Он обратился к спаги, курившим во время этого разговора, и приказал им:
— Возьмите негодяя и держите крепко.
Двое всадников бросились на несчастного марабута и схватили его за плечи.
Бассо открыл сумку, висевшую у него на перевязи, и вынул длинную полосу крепчайшего полотна и коробочку.
Все спаги подъехали и, по-видимому, вовсе не были возмущены ужасной пыткой, готовившейся для мусульманина.
— Будешь ты говорить или нет, турецкая башка? — громко крикнул Бассо.
