Луи Буссенар - Ледяной ад
Банкометы были посажены в тюрьму.
Через сутки, как предписывает английский закон, состоялся первоначальный допрос в присутствии двух адвокатов со стороны подсудимых: как и везде, в Доусон-Сити появились адвокаты, ищущие золота и кляузных дел. Тоби № 2 и оба француза присутствовали в качестве обвинителей.
Пленники назвали себя: один — Ребеном Смитом, другой — Жое Нортоном.
— Это ложь! — вскричал Тоби. — Высокого зовут Боб Вильсон, а низенького — Френсис Бернетт! Они хорошо известны лондонской полиции, как доказывают приметы, имеющиеся в Скотланд-Ярде, и следующие листки, добытые инспектором Мельвилем. Вот, впрочем, господин судья, дело, снабженное печатями и подписями.
Судья взял бумаги, быстро пробежал их, обратив внимание особенно на приметы, и велел обвиняемый приблизиться; затем, сравнив приметы с подлинником, сказал:
— Невозможно сомневаться… Впрочем, я громко прочту вам эти документы, чтобы все: адвокаты, свидетели и обвиняемые — могли удостовериться в тождестве!
Когда он кончил, сами адвокаты не могли удержаться от выразительного взгляда: невозможно было отрицать тождество двух банкометов с убийцами.
— Что вы имеете сказать? — спросил судья обвиняемых.
— Прежде всего, в чем нас обвиняют? — нахально спросил Ребен Смит, или Боб Вильсон, до сих пор молчавший.
— Потрудитесь сформулировать свои обвинения! — обратился судья к трем друзьям.
— Я обвиняю этих людей в том, что они украли у нас из палатки около двухсот фунтов золота, усыпив нас при помощи хлороформа! — сказал Леон Фортен.
— А я, — подхватил Тоби, — обвиняю их в том, что в деревне Фурш они завлекли в ловушку двух конных полисменов, убили их и сожгли вместе с домом, где совершили преступление, трупы своих жертв.
— Есть у вас доказательства? — спросил судья.
— В свое время я представлю их!
— Хорошо! Это все?
Между тем обвиняемые только улыбались, тихо переговариваясь с адвокатами, глядевшими на них с изумлением. Наконец Редон заговорил:
— Я в свою очередь обвиняю их в попытке умертвить меня около шести месяцев тому назад в Париже… в подлом убийстве ночью старика в Мезон-Лафите, в преступлениях, при разборе которых предписано было британскими властями выдать преступников французскому суду…
— А я, — опять возвысил голос Леон Фортен, — обвиняю их в дьявольских махинациях, доведших до самоубийства француза Грандье… обвиняю в том, что они выдали меня за виновника их преступлений и засадили в тюрьму!..
— Подтверждаю, что это истина! — прервал Тоби. — Я был тогда во Франции по приказанию своего начальника, инспектора Мельвиля, давшего мне поручение. Потеряв и вновь найдя след этих людей, слишком поздно к несчастью, я отплыл вместе с ними пятого мая из Бремена в Нью-Йорк на «Императоре Вильгельме». До сих пор я выслеживал их шаг за шагом…
— Но, — спросил судья, — почему же вы не арестовали их раньше?
— Потому, что английские власти не позволяют этого в случае, если преступления совершены во Франции. Кроме того, я не получал еще приказа об аресте, затребованного по телеграфу. Наконец, я не мог вмешаться, так как они еще не совершили преступления на канадской территории. Все эти условия, делая арест законным, существуют только несколько дней.
— Это верно! — отвечал судья и прибавил, обращаясь к подсудимым:
— Что вы имеете сказать?
— Многое, господин судья! — отвечал Жое Нортон, или Френсис Бернетт. — Прежде всего, несмотря на сходство примет, вы в заблуждении; я это сейчас докажу. Полицейский агент, обвиняющий нас, утверждает, что мы пятого мая сели в Бремене на немецкий корабль. Вот паспорт и расписание, доказывающие, что мы сели седьмого мая в Ливерпуле, на «Луканию», судно общества Кунарда. Агент был, вероятно, жертвою сходства или мистификации, так как, с другой стороны, легко доказать, что мы были в Ливерпуле между пятым и седьмым мая. Это могут под присягою подтвердить капитан, счетный агент и пассажиры «Лукании». Далее, наши обвинители утверждают, что мы убили в Фурше двух полицейских и украли на участке двести фунтов золота. Я прошу их сказать, в какой день и час совершены были оба преступления. Это можно?
— Конечно! — сказал судья, — Господа, вы слышали вопрос обвиняемого, потрудитесь отвечать!
— Убийство полисменов было совершено второго июля между четырьмя и шестью часами вечера! — сказал твердым голосом Тоби.
— Вы хорошо знаете день и час?
— Наверное!
— Что касается кражи, — сказал в свою очередь журналист, — то она была совершена четвертого июля, между одиннадцатью часами и полночью.
— Хорошо! — проговорил Жое Нортон. — Теперь мы уличим вас в клевете, злоупотреблении силою и ложном свидетельстве.
— Посмотрим!
— Господин судья, прикажите, пожалуйста, привести всех свидетелей, обыкновенно посещающих наш дом. Мы, мой товарищ и я, представим вам лист с тридцатью подписями… можете получить и еще столько же, если пожелаете!
— Значит, вы не признаете себя виновными?..
— О, мы невинны, как новорожденные младенцы!
Судья приказал отвести их в тюрьму, пока не будут допрошены свидетели, назначил полдень для аудиенции и прибавил, обращаясь к троим друзьям:
— Что касается вас, господа истцы, то потрудитесь пожаловать в этот же час!
Леон, Поль и Тоби удалились, заинтересованные и даже обеспокоенные такою уверенностью бандитов, дьявольская ловкость которых была им известна. Сыщик, наскоро оценив положение, прибавил:
— Надо ожидать всего, даже невозможного, особенно — невозможного и неправдоподобного!
И он не ошибся. На другой день тридцать наиболее почтенных граждан Доусон-Сити явились в суд. Эти граждане, честные заслуженно уважаемые, шумно болтали, курили, усердно жевали табак, спрашивая себя, зачем этот вызов. Здесь были представители всех стран, особенно канадцы и янки, и несколько правительственных чиновников. К ним присоединились еще другие, так что к началу заседания суда свидетелей было не меньше сорока.
В то же время прибыли адвокаты и обвинители; последние все больше беспокоились. Затем ввели обвиняемых, и допрос свидетелей начался.
Френсис Бернетт с ироническим спокойствием сказал судье:
— Мы, мой товарищ и я, обвинены в том, что совершили убийство в деревне Фурш, 2 июля, между четырьмя и шестью часами вечера, и на другой день украли между одиннадцатью часами вечера и полночью двести фунтов золота, на участке верхнего Эльдорадо. Хорошо! Я клятвенно утверждаю, что мы не покидали своего жилища с самого приезда в Доусон, что нас никто не видел эти дни, и что, стало быть, мы не могли быть одновременно в двух местах, лежащих на расстоянии трехдневного или четырехдневного пути одно от другого. Потрудитесь допросить свидетелей!
