Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 2 - Кирилл Сергеевич Клеванский
В самом сердце этого изумрудно-сапфирового озера стоял небольшой дом, словно рожденный из самой земли под ним. На его ветхих стенах запечатлелись следы самого времени; его деревянные доски выветрились до красноречивой патины, окрашенной в приглушенные тона сырой от недавнего дождя почвы. Крыша, представляющая собой лоскутное одеяло из глиняной черепицы, местами прохудилась, напоминая уютно расположившийся среди моря красок мазок, словно это был еще один лепесток на огромном лугу.
Рядом с входом, у накренившегося крыльца, сидел молодой человек, и каким-то образом его присутствие вовсе не выбивалось из общего антуража, а словно даже дополняло его. И первого же взгляда на его фигуру хватало, чтобы увидеть под маской безмятежной молодости нечто иное.
Одетый в грацию юности, но с нестареющим взглядом своих разноцветных глаз. Они словно служили окнами не для одной души, а для бесчисленных прожитых жизней, мириадов накопленных впечатлений и мудрости, которая намного превосходила годы, о коих могла бы рассказать его внешняя оболочка.
Глаза юноши обладали неким потусторонним оттенком — неземным смешением окружающих цветов, отражая буйную красоту луга, глубокую поросль лазурного неба и мерцающий танец солнца. Они мерцали неизменным пониманием, храня в себе неописуемую глубину и мудрость, такую же огромную, как сама долина. В их красочном вихре спали древние легенды и просыпались сны, будто в них была запечатлена сама суть жизни.
Он не был большого роста, но в то же время, в нем ощущалась жизненная сила молодости каким-то образом соединившаяся с спокойствием того, кто прошел через эпохи. Каждое его движение было пронизано небрежной грацией, медленным и терпеливым ритмом. Несмотря на малую, даже щуплую комплекцию, его присутствие заполняло собой луг, но не властным указом, а гармоничной улыбкой — будто он и сам являлся не более, чем еще одним мазком кисти в этом ярком пейзаже.
Мир вокруг него расцветал ничем не сдерживаемой дикостью, повествуя о первозданной сущности природы. Однако и она в присутствии молодого человека словно замирала, греясь в отражении нестареющего духа, воплощенного во взгляде разноцветных глаз.
Будто сам воздух затаил дыхание, ветер затих, а цветы склонили бутону в его сторону в молчаливом почтении.
Здесь, на лоне этого цветущего луга, под бдительным небом, сидел на кресле качалке, в простецкой одежде, с курительной трубкой в руках, молодой человек — парадоксальное воплощение молодости и даже не старости, а самой вечности.
Он нес в себе свежесть весеннего бутона, живость летнего цветения, глубину осени и спокойствие зимы. Когда солнце движениям опытного мастера окрашивало луг в оттенки золота, а тени танцевали в празднике опускавшихся на долину сумерек, он, казалось, был не просто зрителем.
А как дирижер, не взглядом, ни жестом, но мыслью управлявший происходящем.
— Мне всегда нравилось то, что ты сделал с этим дворцом, — прозвучал голос и из теней, свившихся под деревом, на луг ступила старуха. Сгорбленная, укутанная мехами, она крепко сжимала посох-копье. — Долина и цветочный луг вместо пышных залов и убранства… Я нахожу в этом некую иронию, Король Бессмертных, Волшебник Эш.
Юноша, к которому обратились как к королю, даже взглядом не повел. Он лишь продолжил молча курить, выдыхая облачка дыма, мгновенно оборачивавшегося птицами, лепестками, даже лучами солнца.
Старуха попыталась было сделать шаг вперед, но не смогла даже сдвинуться.
— Это мой дом, — тихо произнес юноша голосом, о котором не могли мечтать ни самые известные барды, ни лучшие менестрели. — Здесь все мое. Воздух, которым ты дышишь. Сцены, что открываются твоему взгляду. Даже время.
— Я знаю, — в почтительном поклоне склонила голову старуха.
— Что же — тогда довольно смело с твой стороны было прийти сюда, Королева Мэб, — слегка улыбнулся юноша. — Но не томи. Говори зачем явилась. Не помню, чтобы ты за последние десять эпох навещала страну бессмертных.
Глава 1801
Старуха какое-то время стояла в молчании, после чего сделала шаг и обернулась черноволосой, темноглазой девушкой. В ней не обнаружишь ни чрезвычайной красоты, ни прелестной милоты. Не было ни жара на щеках, ни пылких губ, лишь немного сдвинутые брови, острые скулы, немного орлиный нос.
Она носила широкую шубу, выглядящую лишь недавно снятой с медведя шкурой. На лбу покоилась кожаная перевязь с рунами и символами, а в руках она держала все то же посох-копье. И все же — было в ней нечто такое… странное. Словно каким-то невероятным образом, несмотря на плотную кольчужную броню, стальные сапоги, шрамы на руках и шее, она смогла сохранить женственность.
Ту самую, что заставляет мужчин тайком смотреть на ту, что среди красавиц не видна ни ростом, ни формами, ни лицом, но все же манит к себе. И не каждый отважится с такой заговорить, предпочтя куклу с внешностью мраморной скульптуры, но взглядом не таким… таким… спустя столько эпох, Пепел так и не смог найти нужных слов, чтобы описать это ощущение.
Ощущение мягкой, теплой постели, вечеров, проведенных в полной тишине и молчании, но в покое и уюте. Когда легкое прикосновение руки может подарить больше, чем самые страстные из ночей и самые горячие из поцелуев. Когда во взгляде больше простой, житейской, бытовой мудрости, чем в речах тех, кто разумом зрит сквозь вечность.
Очаг, покой, дом, горячий чай, запах лесных трав, мягкие касания, осознание что человек совсем рядом, вот буквально рукой протяни, но нет ни вечного беспокойства, ни душевного метания, лишь четкое знание, что ты не один. Что не надо слов.
Редкое качество.
— Не надо, — отвернулся волшебник.
И наваждение исчезло. Рядом с ним, ударив посохом о травы и заставив из воздуха появиться ледяной стул, сидела молодая женщина с лицом, изрезанным шрамами, хищным взглядом, мозолистыми, узловатыми пальцами и широкими запястьями.
— Моей сестре ты такого не говоришь, — криво улыбнулась Мэб, демонстрируя зубы, больше напоминавшие клыки.
— Титания символ плодородия и домашнего очага, — пожал плечами волшебник. — Это все равно что попросить тебя снять броню и убрать оружие.
— И все же — мы обе умеем сражаться и обе умеем быть матерями.
— Потому что у тебя есть осень, а у неё — весна, — ответил Пепел так, словно его слова имели какой-то смысл.
И,
