Хэммонд Иннес - Затерянные во льдах. Роковая экспедиция
— Возможно, тут была еще одна лодка, — предположил Кертис. — Он мог отплыть на ней в Бовааген.
— Не исключено, — кивнул я.
— Хотя он мог уйти туда и пешком, — добавил Кертис, глядя в сторону маленькой деревянной церквушки на далеком холме. — Ходят же туда люди каждый день, значит, это не так уж и далеко.
— Достаточно далеко, — покачал я головой. — И вообще, скорее всего, их дома на этом краю деревни. Пойдемте. Сходим туда на «Дивайнере».
Мы повернулись и зашагали обратно, туда, откуда светило солнце. На деревянном мостике через ров нам начали встречаться возвращающиеся домой рабочие. Почти все они были невысокими и темноволосыми людьми в грязной одежде. И почти у каждого в руках было по куску красного мяса, с которого все еще капала кровь. Они дружелюбно улыбались нам и по очереди говорили God dag. Кертис поговорил кое с кем и узнал, что дома большинства из них действительно располагались гораздо ближе, чем Бовааген. По словам местных жителей, от базы до Боваагена было больше часа ходьбы по сложным и скалистым тропам.
Мы успели вернуться в дом Килланда к чаю и напиткам, но сразу после чая мы извинились и заспешили на яхту. Когда мы шли по обезлюдевшей базе, Джилл негромко произнесла:
— Если мы не найдем мистера Санде в Боваагене, мы можем попытать счастья в Нордхангере.
— В доме Эйнара Сандвена? — уточнил я.
Она кивнула.
— Из Боваагена туда ведет неплохая дорога.
Когда мы проходили через темную пещеру упаковочного цеха, над низкими холмами острова вдруг разнесся низкий и глухой вой корабельной сирены. Я остановился и прислушался к этому постепенно стихающему звуку. Но он тут же загудел снова. Кертис, который шел впереди, бросился бежать и оказался на пристани раньше нас. Обернувшись, он закричал:
— Это Ловаас. Он входит в бухту.
В косых солнечных лучах длинная тень от «Хвал То» растянулась по всему берегу. Кертис показывал куда-то за нос китобоя с его смертоносной гарпунной пушкой. В пролив между островами, дымя трубой, входил еще один китобой. Облачко дыма висело над кормой, напоминая белый венок. Над неподвижной водой бухты разнесся гонг машинного отделения. Китобой закачался, маневрируя, чтобы войти в бухту. Золотистые солнечные лучи упали на его мостик. «Хвал 10».
— Не смотрите на него так пристально, — обратился я к спутникам. — Нельзя, чтобы они подумали, что все это нас сильно интересует.
Мы зашагали по набережной вдоль моря, мимо штабелей пятидесятикилограммовых ящиков с китовым мясом, ожидающих отправки, мимо «Хвал То», экипаж которого в полном составе столпился на палубе, наблюдая за судном Ловааса, и наконец подошли к «Дивайнеру». Палуба яхты была пустынна. Ее гладкие мачты блестели в лучах клонящегося к западу солнца. Мы перебрались через поручень и спустились вниз. Дахлер сидел в кают-компании в полном одиночестве.
— Где Картер и Уилсон? — спросил я у него.
— Думаю, они отправились посмотреть на «Хвал То» и немного выпить, — откликнулся он и улыбнулся. У его локтя стояла бутылка виски и наполовину опустевший стакан.
— Я очень рад вашему возвращению, — продолжал он. — Тут, внизу, очень скучно. Но у меня нет желания осматривать базу. — Он потянулся к бутылке. — Угощайтесь, — произнес он. — Давайте выпьем вместе. — Внезапно он грохнул бутылкой о стол. — Говорю вам, я не желаю видеть эту фабрику. — Он поспешно отпихнул бутылку и приподнял свою усохшую руку. — Зачем вы меня сюда привезли? — воскликнул он, обращаясь ко мне. — Зачем? Вы решили надо мной поиздеваться? Вы думаете, мне здесь нравится? Полагаете, мне нравится сидеть на вашей яхте, зная, что, если я поднимусь на палубу, окажусь лицом к лицу с фабрикой? С моей фабрикой. Я сижу здесь с тех пор, как вы ушли обедать к Килланду. И все это время я думаю. Я думаю о кораблях, которые мне принадлежали, я думаю о танкерах, и я думаю о Кнуте Йоргенсене. — Он с такой силой ударил по столу своей похожей на клешню рукой, что затряслась вся каюта. — Мне противно обо всем этом думать! — кричал он, и в его голосе слышались истерические нотки. — В этих мыслях нет ничего хорошего. — Он замолчал и, хитровато прищурившись, наклонился ко мне. — А как бы вы поступили на моем месте, а? — нечетко выговаривая звуки, поинтересовался он и внезапно снова заорал: — Вы бы поступили точно так же, как собираюсь поступить я! Справедливости нет, и Бога тоже. Я пережил две войны. Я видел, как процветает зло, а добро склоняет перед ним голову. Говорю вам: справедливости — не — существует. — Он заговорил так быстро, что в уголках его губ собралась слюна. — Я собираюсь вершить свою собственную справедливость. Я буду бороться с ними их же оружием. Вы меня понимаете?
Джилл подошла к нему и взяла его за руку.
— Да, мистер Дахлер, мы вас понимаем, — тихо заговорила она. — Прошу вас, присядьте, — увещевала она. — Мы все с вами выпьем. — Она взяла бутылку и улыбнулась ему. — Мистер Дахлер, вы нам почти ничего не оставили.
— Да, — согласился он и, судорожно сглотнув, снова сел на стул. Перед нами был измученный и внушающий жалость старик. Он устало провел ладонью по лицу. — Я выпил слишком много, — прошептал он и тут же с удвоенной злостью крикнул: — Но я не собираюсь сидеть здесь сложа руки, пока Кнут Йоргенсен распоряжается моей фабрикой! Отец оставил мне пять кораблей, вот и все. Когда в Норвегию вторглись немцы, мне уже принадлежал флот из четырнадцати каботажных судов и четырех танкеров. Двадцать три тысячи тонн. — Он схватил стакан и выпил остатки содержимого, проливая виски на подбородок. — Ничего нет, — прошептал он. — Ничего нет, черт бы их подрал. Вы меня слышите? О боже!
Он уронил голову в руки. Теперь он плакал, не обращая на нас внимания.
— Дик, сходи наверх, принеси стаканы, — попросил я партнера. — Несколько штук валяется в рубке.
Он отворил дверь, и мы услышали гул двигателей идущего задним ходом китобоя. Чей-то голос громко отдавал приказы на норвежском языке. Джилл посмотрела на меня.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она. — Мы идем в Бовааген?
Я колебался. Дахлер тоже поднял свое заплаканное лицо. Взгляд его покрасневших глаз блуждал и казался безумным.
— Выпейте, — выпалил он, хватая бутылку и подвигая ее через стол ко мне. Он, пошатываясь, встал со стула. — Я хочу, чтобы вы все со мной выпили, — заявил он, поднимая свой стакан. — Я хочу, чтобы вы выпили за то, чтобы Йоргенсен сгорел в аду. — Он осушил стакан и сел. Вид у него был какой-то ошеломленный.
По трапу с грохотом свалился Дик.
— Билл! — крикнул он. — Ловаас поднимается на борт.
— На борт «Дивайнера»?
— Да.
Я обернулся к Джилл.
