Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962
Расспросив Петра и Северьяна и записав их сведения, Федор вернулся в свою юрту. Илья и тетка Арина уже хлебали суп из большого котелка и доставали со дна куски вареного сохатиного мяса. Федор не замедлил присоединиться к ним.
Поев и выпив еще чаю, начали готовиться ко сну. Обувь — насквозь промокшие олочи — надо повесить под брезент к теплу, не забыв вынуть из них травяные стельки. На ночь Федор надевал сухие теплые носки.
Илья принес в юрту два самых толстых бревна и стал приготовлять костер на ночь. Ни знаменитой нодьи, ни других сложных систем костров в тайге Федору не приходилось видеть. Илья поправил огонь и положил в костер толстые концы бревен, разведя их противоположные концы в разные стороны, чтобы дрова горели понемногу, а не по всей длине.
Перед тем как ложиться спать, Федор всегда записывал в дневник все наблюдения и впечатления дня, поэтому он обычно ложился позже других. Илья уже спал, натянув на голову свою козью парку, когда Федор, последний раз поправив дрова в костре, улегся спиной к огню, укрывшись сыроватым еще ватником.
Каждую ночь Федору приходилось два-три раза просыпаться от холода, когда прогорали дрова в костре, и поправлять их, но, привыкнув к походной жизни, он тотчас же засыпал вновь и за длинную ночь вполне успевал отдохнуть.
Утром раньше всех поднялся Илья. Он положил в догорающий костер новые бревна, сходил за водой и повесил на таган ведро для собак. Федор повернулся на спину, открыл глаза и увидел на фоне еще совсем темного неба сходящиеся наверху тонкие жерди юрты.
— Ты что, паря, спать на Лену приехал? Лежи, солнце еще не встало…
От этих слов Федор мигом поднялся и начал обуваться. В олочи он положил свежие стельки (женщины взяли запас специальной мягкой болотной травки), намотал подсохшие за ночь портянки и, накинув ватник, вышел наружу. Начинало чуть светать, и по всему чувствовалось, что вот-вот пойдет снег.
— Ну что, Федя, пойдешь за Киренгу соболей-то своих считать? — спросил Илья, тоже выйдя из юрты, — а то, смотри, я туда пойду.
Федор хорошо знал, что эвенки на охоту ходят только по одному, но все же сказал:
— Разве мало места за Киренгой, пойдем вместе, я тебе не помеха.
— Нет уж, нечего вдвоем там делать, я пойду на тот хребет, — он махнул рукой в направлении долины, — туда и ближе, и Киренги переходить не надо. Ты смотри, парень, — добавил он, — осторожнее с Киренгой, ее тоже зря-то не перейдешь, коли не мастер.
Федор пошел укладываться. В маленький рюкзак положил он свой котелок, булку хлеба, десяток кусков сахару, чай, соль и небольшой запас патронов.
Первым в это утро ушел Илья, а вторым — Федор. Тетка Арина что-то задержалась, а во второй юрте вообще вставали позже.
Километра два пришлось пробираться сквозь густой ерник по долине Дипкохана, прежде чем издали послышался глухой ровный шум реки. Пройдя густой приречный ельник, Федор вышел на берег. Здесь Киренга была не той широкой рекой, какой Федор видел ее последний раз у Сыенка, а свирепой горной речушкой. Ее каменистое дно сплошь покрывал толстый слой зеленоватого льда, поверху почти непрерывно шла шуга, а у берегов широкой полосой лежал уже окрепший лед.
Нет более трудных мест для ходьбы по тайге, чем кочковатый прибрежный ельник, особенно когда снег завалит кочки. Не прошел Федор и километра по реке, ища переход, как его охватило сомнение. Но Семен не ошибся. Пройдя еще поворот, Федор увидел огромную лиственницу, упавшую с противоположного берега. Ее вершина была в воде, и пришлось делать дополнительный переход из двух елок.
Вырубив шест, Федор начал переправу. Когда он, встав на ствол лиственницы, опустил в воду шест, его едва не сбило с ног — с такой силой течение рвануло шест из рук, прижав его к дереву.
Благополучно добравшись до противоположного берега, Федор через час был уже у хребта. Склон хребта, обращенный к долине реки, был очень крут, и подниматься по нему пришлось долго. По хребту действительно росли кедры, а попадавшиеся среди них стволы осин и берез свидетельствовали, что когда-то здесь была гарь. Федор решил заложить на этом хребте пробную площадь по учету соболя[11].
Уже начинало темнеть, когда Федор закончил обход. По своему следу он вернулся к большому кедровому выворотню, который облюбовал для ночлега. Два огромных кедра при падении увлекли за собою всю свиту окружавших пихт и елей. Трехметровый выворотень, от которого во все стороны торчали толстые извитые корни с налипшими комьями рыжей земли, поднимался как стена, надежно защищая от ветра.
Ночевка получилась удачная. Правда, здесь не было лиственниц на дрова, но выручил небольшой сухой кедр. Ночь была не холодной, и Федор лишь раза два поправлял костер.
Новое утро было таким же хмурым и неспокойным, как вчера, но снегопад не начинался, и Федор решил продолжать путь дальше, чтобы сделать второй учет на дальнем хребте.
Строго соблюдая засеченное по компасу направление, он вскоре вышел к восточному склону своего хребта. За неширокой падью просматривался следующий хребет — большой и длинный, его противоположный склон выходил, вероятно, уже к Правой Киренге. Пройти эту падь было бы нетрудно, но спуск вниз преградил бурелом. В тайге нередко буря проходит узкой полосой, особенно по склонам, превращая их в непроходимые завалы. Так и здесь — могучие кедры с еще свежими кронами лежали на земле, обращенные вершинами все в одну сторону. Приходилось непрерывно перебираться через занесенные снегом стволы или перепрыгивать с одного дерева на другое, а спуск был крутой и длинный, так что Федор вынужден был останавливаться и отдыхать, словно при подъеме.
Склон второго хребта был еще круче, но зато здесь стоял прекрасный старый кедровый лес. Красноствольные кедры высились как колонны, а их узкие кроны начинались почти от самой земли. Было видно, что этих кедров никогда не касался колот орешников, и Федор внезапно попытался представить себе, как далеко он забрался от всякого жилья.
К концу дня, закончив закладку второй площадки, Федор оказался еще на десяток километров дальше от своего лагеря. Выбирая место для ночлега, он думал о том, как поступить, и решил завтра утром возвращаться. Снег здесь был уже совсем глубокий, к тому же еда кончается, да и спутникам своим Федор сказал, что пойдет на одну-две ночи. Итак, решено — завтра утром прямым ходом обратно. Надо засечь направление и не сходить с него.
Подумав об этом, Федор полез в карман за компасом и, не успев до конца понять в чем дело, внезапно физически ощутил приступ неясного еще страха. Компаса не было!
