Валентина Ососкова - Самый маленький офицер
Когда в мир вернулись иные звуки, кроме шума винта, ветер утих и осели грязные брызги, Заболотин огляделся. На площадке появился Алексей Краюхин, но дисциплинированно дожидался, пока капитан примет рапорт от вновь прибывших и отошлёт их по ротам.
Наконец подошёл черёд его брата.
– Ваше высокородие, разре…
Заболотин с улыбкой вгляделся в его лицо. Филипп держался бодрячком, хотя на рубец у брови смотреть было страшно.
– Ты, часом, не сбежал раньше времени? – строго уточнил Заболотин, перебивая снайпера.
Краюхин неопределённо пожал плечами, нашёл взглядом брата и заулыбался.
– Идите к своей роте, рядовой, – усмехнулся капитан. – Лёха уже подпрыгивает от нетерпения.
Филиппа как ветром сдуло, только с края поляны раздался восторженный сдвоенный вопль:
– Филька! Живой!
– Лёшка! Дохлый!
… Девушка остановилась перед Заболотиным и вытянулась по струнке:
– Разрешите доложить, сдарий капитан! Старший сержа… Младший лейтенант медицинской службы Александра Елизавета Горечана в ваше распоряжение прибыла!
Статная, с русой косичкой – сколько ей, восемнадцать, двадцать пять? Не разобрать. Брови вразлёт, почти как у Сивки, широко расставленные глаза, в которых мешаются неуверенность и любопытство… Ни дать ни взять старшая сестра Индейца.
Самое смешное, что аккурат в этот момент она заметила, собственно, самого пацана и с неприкрытым любопытством скосила на него глаза.
Сивка поспешно задвинулся за спину капитана.
– Вольно, госпо… кхм, младший лейтенант, – Заболотин запнулся на обращении и почувствовал, что мир медленно, но верно слетает куда-то в кювет. Девушка в батальоне! И это посередь марша. Новая, как снег на голову свалившаяся и…
Стать-статью, но хорошим санинструктором красивые формы человека не делают. Кто она, что она?..
Невольно вспомнился погибший в начале месяца, при стычке с Сивкиными дружками, Никита Мокринский по прозвищу Лужа – ведь как раз его заменит теперь эта Александра Елизавета.
Лужа знал своё дело. Любил. А она… Вон, пялится снизу вверх с надеждой. Пытается спрятать за сосредоточенностью улыбку.
Заболотин не выдержал и отвернулся. Уж больно симпатичная…
По счастью, ему на глаза попался Бах, и капитан поспешно окликнул:
– Себастьянов!
– Я, вашбродь! – Бах шагнул к ним и, стрельнув глазами в сторону девушки, расплылся в обольстительно улыбке. Горечана строго и одновременно с этим жалобно подняла брови, вперив неподвижный взгляд куда-то на плечом Заболотина.
Капитан обречённо вздохнул:
– Бах, введи госпо… тьфу. Младшего лейтенанта Горечану в курс дела и… помоги там. Только, кхм, унтер-офицер Себастьянов, – наблюдая, как лисья улыбка Баха становится всё шире, строго одёрнул санинструктора Заболотин, – не увлекайтесь. Отправляемся через десять минут. Свободны.
– Есть, – бодро отозвался Бах.
Когда все заняли свои места, Заболотин подал сигнал к отправлению. Снова марш, почти как в школьном учебнике по математике.
«Из пункта А в пункт Б, расстояние между которыми на карте одно, а на местности совершенно иное, ведомое только Господу Богу, выдвинулся батальон со скоростью дай Бог десяток километров в час…»
– Зачем нам баба в батальоне? – отвлёк от размышлений Сивка.
Стеснительный штабной адъютант Казанцев зарумянился и, «з-заикаясь», выдвинул совершенно непристойное предположение, за что получил зверский взгляд Заболотина.
– Не баба, а девушка, – капитан задумался и уточнил: – И не просто девушка, а младший лейтенант и наш новый начальник медпункта.
– А чего наша, заболька?
Заболотин пожал плечами. Мало ли, какими неизведанными путями прикомандировали «союзницу». На марше не до неё.
… История с «младшим лейтенантом Горечаной» получила своё продолжение уже после марша. Обходя лагерь, Заболотин после некоторых раздумий завернул «на огонёк» в медпункт и застал там, помимо самих медиков, обоих Краюх, Кротова из разведроты, радиста Севу, а кто-то, оказавшийся самым удачливым, успел выскользнуть из палатки и оперативно скрыться за санитарной «таблеткой» до того, как был идентифицирован.
– Так, – коротко и мрачно произнёс Заболотин.
Настроения устраивать разнос не было, поэтому «разборки» были отложены на потом, а в заявление Фильки Краюхина, что ему-де обрабатывали рубец, Заболотин даже сделал вид, что поверил.
В рекордно короткие сроки палатка опустела. Даже Бах, покрутившись вокруг девушки, счёл за лучшее временно исчезнуть из поля зрения командира батальона. Осталась одна Горечана, смущённая, вытянувшаяся при появлении Заболотина по струнке.
– Вольно, госпо… тьфу, младший лейтенант.
– В-виновата, сдарий командир, я…
– Георгий Никитович, – Заболотин снова задумался, на сколько лет девушка его младше – и младше ли вовсе? Взгляд у неё иногда становился слишком… взрослый. Так седые матери глядят, а не русокосые девчонки. И невольно внутри шевелится уважение.
– Хорошо, Георгий Никитович, – послушно повторила Горечана.
– Младший лейтенант, – задумчиво протянул капитан. – По-нашему что-то вроде прапорщика, верно?.. М-да. Срочно произвели? Давно служите?
Он ожидал неуверенного ответа, что, мол, полгода как закончила какие-нибудь курсы, но Горечана пожала плечами:
– Больше года.
– И что с предыдущим местом службы?
Конечно, всю эту информацию можно было прочитать самому, но Заболотину хотелось услышать ответы от девушки.
– Нет его больше. Всего нашего полка, – Горечана погрустнела, и даже это ей шло.
Дурдом.
В палатку заглянул Сивка, потоптался у входа, неприязненно покосился на девушку и подобрался поближе к Заболотину.
Горечана с любопытством посмотрела на мальчика, замялась на мгновенье и продолжила:
– Потом… переаттестация, дали звание и прикомандировали к вам. А что ещё делать?
– Ясно, – кивнул Заболотин и решил, что дальше, пожалуй, расспрашивать не будет. Она не «с улицы» – уже не так плохо, а остальное станет ясно исключительно после первого боя.
Сивка с независимым видом разглядывал обстановку палатки и столь же старательно не смотрел на Горечану, как она следила взглядом за ним.
Словно очнувшись от своих мыслей, девушка вздохнула и добавила в пространство:
– Всё равно, о поддержке вашей армии со стороны забольской можно не говорить. Какая поддержка, нас просто больше нет. Так, горстка… баловней жизни.
Заболотин хотел промолчать, но зачем-то ответил:
– Выринейцам не слаще.
Повисло вязкое, горьковатое молчание. А что тут можно было сказать? Заболотин ей не ухажёр и не брат, чтобы пространно утешать и обещать мир и процветание раскатанному двухлетней войной тонким слоем по осенней грязи Заболу. А что всякая сопливая дурь в голову лезет – так это просто потому, что все тут соскучились по женскому обществу. Физически, так сказать.
