Геннадий Гусаченко - Покаяние
— Сгоняй по–быст, гому за водя, гой… Т, ги пузы, гя бе, ги, — распорядился Рыч.
Я посмотрел на часы: двадцать два с четвертью.
— Магазины уже закрыты. В ресторане наценка. На три бутылки не хватит, — пересчитывая принесённые Рычом деньги, возразил я.
— Соби, гайся, сейчас ещё п, гинесу…
Третий электромеханик убежал и скоро вернулся с десяткой.
Без особого энтузиазма, ещё находясь под впечатлением повести, я притащился в «Утёс», отдал деньги швейцару, предварительно одарив его трояком. Это сейчас водки, коньяков, вин всяких разных хоть залейся–захлебнись. А тогда, чтобы раздобыть бутылку спиртного в позднее время, надо было в ножки покланяться какому–нибудь дяде Васе или тёте Фросе, денежкой их одарить.
Ресторан уже закрылся. В пустом зале, торопясь, сновали официантки, убиравшие тарелки, графины, бокалы, вилки, ножи, ложки. За крайним столом, бросая в мою сторону взгляды, курили две белокурые девицы. Крупные янтарные бусы на шее у одной и бирюзовый браслет на запястье другой броско контрастировали с их белыми блузками. Тщательно уложенные волосы модных причёсок, сбрызнутых лаком, прикрытых японскими сеточками с блёстками, завитушки — «завлекалочки» на висках не покорили в этот вечер сердца «настоящих полковников». На меньшее миловидные дамы, видимо, были не согласны, а потому остались при своих интересах. Изящные причёски, на которые потрачены время, деньги и старания парикмахера не оправдали надежд: уже разошлись все любители ресторанной охоты за любовниками и любовницами. Остались за столом, полным угощений, лишь две невостребованные дамы. Обидно сознавать такую участь, когда сердце, душа и тело ждут любви и ласки.
Размышляя так, я переминался у кадки с фикусом в ожидании швейцара и, делая вид, что крайне заинтересован этим не то цветком, не то деревом. На самом же деле незаметно рассматривал блондинок, потерявшихся в огромном зале, непривычно тихом после ухода весёлой публики и смолкнувшей музыки. Неожиданно для себя самого подошёл к ним с банальным вопросом:
— Скучаете?
— Вопрос, подкупающий новизной и оригинальностью, — сразу оживляясь, ответила дама с бусами. — Желаете пригласить в гости?
Не рассчитывая на такую податливость, я засмущался.
— Что же, вы, молодой человек, растерялись? — вы приглашаете нас? — поигрывая сигаретной пачкой, спросила дама с бирюзовым браслетом.
— Да…
Они переглянулись и засмеялись.
— На судно? — насторожённым взглядом синих глаз пронзила меня дама с янтарными бусами. Серьги с рубинами, перстень на пальце правой руки, в которой она держала бокал с вином, вспыхивали огоньками в лучах огромной люстры.
Белокурые красавицы при ближайшем рассмотрении выглядели зрелыми женщинами старше меня лет на десять. Отступать, однако, поздно: дамы ждут. Стесняясь своего возраста и нескромного предложения, выдавил из себя:
— Да… На судно…
— А уж не на китобоец ли? — испытующе посмотрела на меня кареглазая блондинка, обладавшая не только бирюзовым браслетом, но и более пышными формами. Роскошные округлости её выразительного бюста придали мне самоуверенной решительности.
— Да, на китобоец, — слегка ошарашенный осведомлённостью пышногрудой красавицы и столь непонятными совпадениями, несмело пролепетал я.
— А уж не на «Робкий» ли? — чуть не в один голос и с нотками тревоги воскликнули прелестные незнакомки.
Упасть — не встать! Бьют в самую точку! Представляете: где–то в большом городе, запруженном тысячами моряков, сотнями судов и кораблей, в каком–то ночном ресторане какие–то женщины вдруг спрашивают про какой–то никому не известный «Робкий»! Я так и сел на стул.
— Да… На «Робкий»…, — совершенно теряясь в догадках, ответил я.
— Ой, нет! Куда угодно, но только не на «Робкий»! — замахали они руками.
Не понимая причину бурной антипатии к затерянному в рыбпорту маленькому судёнышку, я поспешно поправился:
— Я пошутил, девчонки… Не на «Робкий». На «Звёздный»…
— За такие шутки, знаешь, что бывает? У-у! — игриво погрозили они мне. — Хорошо, пошли… Сейчас только прихватим со стола деликатесы.
Они сгребли в сумочки остатки пиршества: завёрнутые в салфетки купаты, ломтики колбасы, бутерброды с чёрной икрой, конфеты, яблоки и пару бутылок вина. Швейцар принёс сетку с водкой.
Позванивая бутылками, я обхватил за талию пышногрудую, вдобавок ко всему оказавшуюся ростом выше меня на голову. Она не возражала.
Всю дорогу до проходной рыбпорта подруги оживлённо беседовали, шутили, смеялись, словно не замечая меня. Ладонью руки, обнимавшей аппетитные телеса Гали — так звали пышку — я чувствовал: контакт установлен надёжно. И ещё меня поразило одно обстоятельство: на проходной рыбпорта, где я ожидал заморочки с охранницей, мои очаровашки вынули из сумочек пропуска и предъявили для проверки старухе в грубой синей шинели и с «ливольвертом на боку».
«Звёздный» стоял у причала первым корпусом, и белая надпись на его чёрном борту ярко высвечивалась портовым прожектором. Поднимаясь по трапу этого китобойца, мои гостьи, увлечённые разговором, не заметили, как пересекли его палубу и ступили на корму стоящего впритирку «Робкого». Я быстро завёл их внутрь и открыл дверь каюты второго электромеханика.
Взору расфуфыренных представительниц прекрасного пола предстали семь «витязей прекраснвх» — небритых, в замасленных одеждах подвыпивших мужиков и с ними «дядька Черномор» — пузатый, бородатый, лысый помощник гарпунёра Евгений Кузнецов. В каюте табачный дым — топор вешай. На столе огрызки солёных огурцов, ошмётки селёдки, окурки. Надо было видеть растерянно–удивлённые лица моряков, застигнутых врасплох неожиданным приходом нарядных красавиц! От стыда за свой вид они быстро слиняли из каюты, столпились в проходе. Извинившись перед Галей, я вышел вслед за ними, чтобы прояснить ситуацию. И не напрасно: как и следовало ожидать — намечался делёж «рабынь любви».
— Ну, молодой! Ну, даёт! Таких тёлок нам подогнал! Послал за водя, гой, а он умуд, гился девочек п, гита, гтанить, — потёр ладони Рыч. — Как делить будем? По ста, гшинству?
— Ты про командирские шевроны забудь — не в море… Предлагаю потянуть спички, — потряс коробком моторист Юра Гайчук.
— Правильно! По жребию! Никому не обидно, — поддержал его помощник гарпунёра.
— Прошу прощения, товарищи китобои, — вмешался я в толпу спорщиков, — одну забил для себя.
— Какую? — нетерпеливо уставились на меня восемь пар жадных глаз.
— Самую большую и сисястую, чтоб было за что подержаться… Угадал? — с усмешкой спросил моторист Толя Пенязь.
