Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 2 - Кирилл Сергеевич Клеванский
А спустя почти век странствий понял, что в случае, если в твоих руках есть сила, а в голове разум, то дурака проще всего заставить молчать… учтивостью и вежливостью. Вот такой вот парадокс.
— Мы видим седину в ваших волосах, генерал, — внезапно проскрипела Дубрава. — но лицо мужа обманывает нас. Приглядитесь, старейшины, перед вами старец.
На этом она замолчала. Какое-то время за столом висела тишина, после чего слово взял Бадур.
— Даже если бы генерал не отправлялся в Твердыню, туда бы отправился я, — сказал он твердо, без блика сомнений в тоне.
— А как же твои жена и дети? — впервые за все время произнесла Олейга, пожилая женщина, правящая Глубоким Оврагом.
На словах про жену и детей Хаджар слегка дернулся, после чего искоса посмотрел на Бадура.
— При всем уважении, дочь Олега, но это касается лишь крови Стародубов, — ответил северянин.
— Сын правильно говорит, — кивнул его словам Адур. — Да и даже свяжи мы его канатами и зарой по плечи в землю, сын нашел бы способ отправиться в поход. У волков перед нашей семьей неоплаченный долг крови.
Насколько помнил Хаджар со слов Бадура (не того, что стоял с ним рядом, а того, что спас их с Летэей и Артеусом), то сыновья Феденрира приложили свои лапы к семейной трагедии Стародубов, а на севере такое не прощалось. Да и вообще, насколько узнал Хаджар, как бы не отличались народы, семья оставалась главным для большинства из них.
— Я пойду, — совсем неожиданно вперед вышел высокий, немного суховатый, пусть и широкий в плечах, сын Равара — Танавар. — Бадур правильно сказал. Я воин и Твердыня мой второй дом. Нет того праотца, что откроет мне дверь в чертог предков, если я останусь в стороне, когда дом в опасности.
Равар не сказал ни слова. Лишь слепо смотрел на карту. И такое Хаджар тоже видел, когда правители отправляли своих сыновей и дочерей на войну. Видел в глазах Примуса, Моргана, Галенона — отца Летеи, даже в глазах Чин’Аме.
Над столом еще какое-то время висела тишина.
— Когда отправляемся, генерал? — спросил Бадур, обращаясь к Хаджару.
— Почему это должен решать чужеземец?! — все же не выдержал Равар.
— Потому что верховный ведун действительно не покидает Твердыню, — тихо ответила Дубрава. — А значит Хаджару придется придумать, каким образом доставить к нему своих товарищей.
Хаджар повернулся к ведьме.
— Неизвестно сколько времени займет путь, — сказал он, поглядывая на карту. — Один из моих спутников не сможет держать темп, так что могут быть заминки. Не говоря уже о том, что мы не знаем выдвинулись ли в дорогу остальные дети Феденрира или же они еще в горах. Тем более, что…
— Тем более, что жена твоего ведуна может не дожить до утра, — перебила ведьма. — я думаю, что больше слова держать не имеет смысла. Все сказали то, что хотели. И если так — то пойдем, старец, я посмотрю, что смогу сделать, чтобы удержать её в этом мире.
И не дожидаясь слов старейшин, Дубрава, опираясь на посох, а затем и на подставленное предплечье Бадура, поднялась с места и направилась к выходу.
Танавар, крепко обняв отца, сжав того в объятьях на пару мгновений, отправился следом. Последним выходил Хаджар, отчетливо понимая, что чтобы не случилось — больше сюда уже не вернется.
Он обернулся и окинул взглядом обеденную залу. Покосившиеся деревянные лаги, вспученный пол, полупустые столы, мох и плесень, местами покорившие углы и стыки. В первый визит генерал, будучи все еще в шоке, не замечал этих деталей, а теперь…
А теперь ему на секунду, может благодаря тому, что разум больше не тревожил вечный зуд жажды силы, порожденный ощущением Реки Миры с её безграничными дарами, а может просто померещилось, но… С какой-то предельной четкостью, кристально чистой ясностью, осознанием истины последней инстанции перед внутренним взором Хаджара предстали все те просторы, страны, целые, практически, миры, которые он посетил за последние полтысячи лет.
Ведь на самом деле, сколь ни были бы достойны порывы адептов, но в конечном счете — их всех ждала та же участь, что и Северные Земли.
Разорения, опустошения, упадка и забвения. Потому что даже если и ошибались жители джунглей Карнака, называя источник мировой силы — паразитом. И если были неправы северяне, именую его скверной, то… Река она ведь на то и река, чтобы где-то брать свое начало и куда-то впадать. И все то, что у неё так лихо забирали адепты, однажды, обязательно, вернется обратно в её бездонные недра.
— “Все немного иначе, ученик”, — вдруг, заставив Хаджара потянуться к мечу, прозвучал знакомый голос в голове. — “Но ты поймешь это позже… когда уже будет слишком поздно… мы всегда понимаем все слишком поздно”.
Впервые, почти за две сотни лет, с ним заговорил заточенный в душе осколок души Черного Генерала. И то, как он произнес “мы”… это не было философским “мы”, каким мудрецы объединяют всех живых существ. Нет, Враг вкладывал в произнесенное совсем иной смысл.
— Наша встреча была короткой, — подошедший Арад вырвал Хаджара из плена тревожных. — Между нами были слова, было и немного крови, но я надеюсь, что мы расстаемся если не друзьями, то теми, кто сохранит теплые воспоминания.
Арад протянул руку и Хаджар сжал его предплечье.
— Живи свободно, Арад, сын Огара, — машинально произнес генерал и тут же спохватился — откуда северянину знать обычай, пришедший с юга.
— Сейчас так уже редко говорят, генерал, — неожиданно улыбнулся старейшина и добавил. — Умри достойно, Хаджар, сын Хавера.
Хаджар посмотрел в глаза старейшины, но не нашел там ни упущенной им детали, скрывавшей общую картину, ни ответа на другие свои вопросы. Перед ним стоял самый обычный человек, чьи кости успеют истлеть прежде, чем Хаджар успеет забыть его имя.
Генерал кивнул, развернулся и направился к выходу, по дороге задумываясь, почему он никогда не обращал внимания на то, что во всем бескрайнем Безымянном Мире, в каждом народе слышали про прощание воинов?
В этот момент тихий голос произнес в недрах души:
— “Я же говорю — слишком поздно…”
А затем снова тишина, ясно дающая понять, что Черный Генерал снова замолчал
