Владимир Киселев - За гранью возможного
Храбро воевали, умело. Особенно отличался Храпов — на его счету было шестнадцать вражеских эшелонов, пущенных под откос. Любили Сергея в отряде. Он был одним из тех, кто не терял бодрости духа ни при каких обстоятельствах. Бывало так: люди измотались, измучились на задании, нервы у всех натянулись в струну, желание одно: обсушиться да поспать. А он вдруг затягивает задорную, согревающую душу песню; или войдет в круг свалившихся от смертельной усталости бойцов, ударит ладонями о колени и начнет лихо отплясывать. Все умел: петь, плясать, проникновенно читать стихи.
И вот Храпова не стало…
Это случилось двадцать четвертого апреля. С самого утра он был весел, пел частушки, рассказывал забавные истории. Может, чувствовал, что последние часы живет, хотел досыта выговориться, напеться.
На задание вышли небольшой группой. Он шутил и в пути.
Стали подходить к железной дороге. Растянулись. Храпов шел впереди, за ним, на значительном расстоянии, Сидоров, потом Козлов, а уж после Санкович и Авдеев с противотанковым ружьем.
День был солнечный, безветренный. Мирно, покойно. В кустах самозабвенно заливалась пичужка, видать, после холодной ночи теплу возрадовалась.
Взрыв раздался внезапно. Впереди поднялся столб пыли и огня. Все упали ничком. Чуть погодя из этого столба вырос Храпов.
— Что-то ничего не пойму, — сказал он и, припадая на правую ногу, пошел к товарищам.
Сидоров в испуге посторонился. У Храпова не было стопы, и он наступал на обнаженную кость. Пройдя несколько шагов, упал вниз лицом.
Со стороны железной дороги послышалась стрельба.
Бойцы подхватили Храпова, побежали к болоту. Остановились в безопасном месте. Наскоро срубили пару сосенок и, обтянув плащ-палаткой, положили на них Храпова. Он был без сознания. Бойцы привыкли видеть его неугомонным, непоседливым, а теперь он лежал тихий и беспомощный.
Храпов открыл глаза, обвел всех измученным взглядом, улыбнулся.
— Друзья, чего это вы плачете?.. Думаете, что «яблочко» теперь не смогу сплясать? Не беда — петь-то могу. — И запел:
Среди пинских болот затерялосяпартизанское наше село.Горе горькое по свету шлялосяи на нас вот теперь набрело…
Поет, а голоса нет, только губами шевелит.
Через несколько часов в отряде Храпову ампутировали ногу, но спасти его не смогли. Он умер на следующий день.
Молчаливые, убитые горем ходили бойцы. Тяжело переживали утрату руководители отряда. Оборвалась песня…
Над базой, где собрался почти весь отряд на открытое комсомольское собрание, было непривычно тихо. Даже природа, и та, казалось, горевала. Солнце, светившее несколько дней кряду, спряталось за тяжелые траурно-черные тучи. На землю сгустившимися мрачными красками легла печаль. Деревья, кусты, прошлогодняя трава, свалявшаяся листва сделались еще более темными, унылыми.
На войне люди неизбежно привыкают к смерти, потому что идут с ней все время рядом и через нее. Но смерть Храпова словно выбила всех из седла.
Все ждали появления командования отряда, которое было в штабной хатке на партийном собрании. Наконец открылась дверь и появился Линке, за ним Рабцевич, Бабаевский, Побажеев, другие коммунисты. Они сели к столу, накрытому кумачом. Комсомольский вожак Василий Козлов открыл собрание.
Минутой молчания почтили память погибших товарищей. Потом выступил Линке. Он рассказал о Первомае — всемирном празднике трудящихся. Вспомнил, как участвовал в маевках, арестовывался за участие в них, а в тридцать первом году впервые прошел с демонстрацией по ликующей Красной площади. Затем Карл Карлович заговорил о фашистской чуме, о задачах отряда, каждого бойца, командира.
— Давайте же поклянемся, товарищи, — сказал комиссар, заканчивая выступление, — не щадить оккупантов, отомстить фашистам за смерть боевых собратьев!
И все в один голос, спрессованный из лютой ненависти к захватчикам, ответили:
— Клянемся!
Выступили и лучшие бойцы отряда — коммунисты и комсомольцы. Бронебойщик Василий Козлов дал слово подбить не менее двух вражеских паровозов, Геннадий Девятов (он только поправился после тяжелого ранения) и Сергей Сидоров — пустить под откос по вражескому эшелону…
Рабцевич подвел итог собранию. Его выступление было кратким. Он наметил, кто, где и что будет делать к празднику 1 Мая.
— Наша задача, — сказал командир, — сделать все, чтобы в эти праздничные для нас дни фашисты еще острее почувствовали, что у них горит земля под ногами.
Прямо с собрания группы уходили на задание. Бабаевский отправлялся с Синкевичем. Побажеев — с Бочериковым, Линке — с Игнатовым. На складе получали патроны, мины, гранаты, сухой паек — хлеб, колбасу. В первые же дни после прихода на Пинщину отбили у фашистов большое стадо коров. Некоторых раздали крестьянам, передали в 208-й партизанский полк, остальные паслись поблизости. На базе наладили коптильню — научились делать колбасу.
Провожал бойцов сам Рабцевич. На поляне выстроилась группа Игнатова.
— Больные есть? — спросил Рабцевич.
— Нет, — дружно ответил строй.
— Вот и хорошо. — Рабцевич облегченно вздохнул, его лицо заметно повеселело.
— Здоровому человеку всегда легче воевать, — впервые за много дней скупо улыбнулся Линке.
— Желаю успеха вам, товарищи, — сказал Рабцевич. На прощание крепко пожал руку комиссару. — Удачи тебе, Карл!
* * *Действия бойцов спецотряда, местных партизан были настолько ощутимы, что на какое-то время парализовали движение на железной и шоссейных дорогах. В ответ фашисты организовали несколько карательных экспедиций. Ничего не добившись, они стали концентрировать силы в Парохонске, других населенных пунктах, готовясь к новым операциям.
И тут Бабаевский сообщил, что конное подразделение словаков, дислоцирующееся в деревне Любель, перебив свое командование, ушло в лес, где встретило местный партизанский отряд «За Родину» и влилось в него.
— Вот это здорово, Николай! — сказал Рабцевич. — Как видишь, твои старания не пропали даром.
…Эта история началась сразу же после возвращения Бабаевского с Большой земли. Словацкое подразделение тогда стояло в деревне Вылазы. Солдаты охраняли участки железной дороги.
В отряде решили начать агитационную работу по их разложению. Нужен был человек, через которого для начала удалось бы завязать с ними переписку…
После тщательного отбора Бабаевский остановился на жительнице деревни Сошно Дарье Александровне Малашицкой. Рабцевич одобрил кандидатуру. Оставалось заручиться согласием самой Малашицкой. С этой целью апрельской ночью и отправился к ней начальник разведки. С ним пошли проводник из местных — сосед Малашицкой — и трое бойцов охранения.
