В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй
Она не договорила. За ее спиной раздался выстрел. Женщина-грабительница, не успев даже вскрикнуть, упала с размозженным черепом на землю. Рука ее, обхватившая горло Гунды, разжалась. Несчастная Гунда вздохнула свободнее.
— Негодяи! — прогремел гневный мужской голос. — На виселицу вас! Для вас и петли палача жалко! Мародеры! Злодеи! Хоть Лейхтвейс и ранен, он все же сумеет уничтожить мерзавцев.
И действительно, Гунда была спасена выстрелом Лейхтвейса. Разбойник вовремя очнулся и вовремя увидел, что делается вблизи него. Лежа рядом с Гундой, он следил за мародерами и видел, как изверги собирались зарезать ее. Совершенно бесшумно достал он лежавшее рядом с ним ружье Бруно, взвел курок и в последний момент убил грабительницу наповал.
Сообщников женщины объял ужас. Цыган Риго выронил нож: его испугал не столько выстрел, сколько имя Лейхтвейса. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить цыгана обратиться в бегство.
— Беги, Веслав! — крикнул он, — нас предупредил другой, с которым нам не справиться. Нас увидел Лейхтвейс. Спасайся! Беги за мной как можно скорее!
В тот момент как мародеры бросились наутек, им навстречу показался Бруно. Он прицелился в них из пистолета.
— Стой, — крикнул он, — или выстрелю!
— Беги направо, — взвизгнул цыган, — беги туда скорее!
Но внезапно, точно из-под земли, перед мародерами выросли четыре всадника. На некотором расстоянии позади них двигалась санитарная повозка.
— Стой, мерзавцы! Сдавайтесь или я велю расстрелять вас! — раздался чей-то громкий голос.
Всадники замахнулись на Риго и Веслава саблями. Ошеломленные грабители совершенно растерялись и дрожали всем телом. Спасения не было, их окружили со всех сторон. Впереди всадники, слева Бруно, сзади Лейхтвейс, которого Риго боялся пуще дьявола. Оставалось только покориться.
— Господин поручик, — низким басом спросил один из всадников, — что нам делать с этими негодяями, которые, по-видимому, грабили убитых и раненых? Прикажете пристрелить их немедленно?
— Нет, — ответил Курт фон Редвиц, — свяжите им руки и привяжите к повозке, чтобы они не могли бежать. Сегодня же ночью они предстанут перед полевым судом, и пусть генерал решит, расстрелять ли их или вздернуть на виселицу.
— Смотрите! — вдруг воскликнул Зигрист, прибывший вместе с Куртом. — Этот человек только что отбросил какой-то мешок. Посмотрим, что содержится в нем.
С этими словами он соскочил с коня, поднял мешок и открыл его. Все в ужасе отшатнулись, когда увидели отрезанные пальцы, окровавленные бумажники, кошельки, часы и другие ценные вещи, похищенные у павших в бою.
— Ваша участь решена, — обратился Редвиц к мародерам. — С такими извергами, как вы, расправа коротка. Уберите их пока в сторону, и обратимся к тому делу, ради которого мы явились сюда. Где тот тяжело раненный молодой гусар, о котором вы мне говорили? Да ведь это ты, Гунда. Я здесь, Гунда! Это я, Курт Редвиц!
Не помня себя от волнения, Курт бросился к Гунде и опустился рядом с ней на колени. Рорбек и солдаты хотели последовать за ним, но Зигрист остановил их.
— Оставьте их, — сказал он, — не будем мешать этому грустному свиданию.
Солдаты и разбойники занялись пойманными мародерами. Связав негодяям руки за спиной, они привязали их самих к задним колесам повозки.
Курт нежно обнял Гунду и прижал ее голову к своей груди.
— Бедный товарищ, — прошептал он, — как ужасно ты страдал, как ты мучаешься еще и теперь! А я не мог охранить тебя, не мог отвести от тебя удара. Я обязан тебе спасением моей жизни, ты ранена из-за меня.
— Да, да, — еле слышно ответила Гунда. — И поэтому я не ощущаю боли, потому-то мне не так трудно расстаться с жизнью. Если я спасла твою, то могу спокойно умереть.
— Нет, ты не должна умереть, Гунда! Теперь ведь только начинается наша жизнь, наше счастье! Не правда ли, дорогая, твое сердце принадлежит мне! Я полюбил тебя с первой же минуты, как тебя увидел, да и ты таила в сердце любовь ко мне. Гунда, ненаглядная моя! Нам нечего больше скрываться. Открой мне свою тайну, скажи, что я дорог тебе, скажи, что ты любишь меня.
Слабым движением раненая девушка обняла одной рукой шею молодого офицера и в глубоком волнении прошептала:
— Я вся твоя, мой Курт!
В это мгновение вблизи послышался хриплый стон. Курт обернулся.
— Что это? — воскликнул он. — Кто застонал так тяжело, точно смертельно раненный?
От любящей четы медленно удалялся человек, слышавший всю их беседу. Человек этот действительно был ранен насмерть, и сердце его было разбито навеки. Это был Бруно. Его мечты разлетелись, все его надежды покончить с жизнью разбойника, чтобы снова сделаться честным человеком, — рушились. Бог не услышал его молитвы. Правда, Гунда осталась жива, но она будет жить для другого. Бруно, пройдя некоторое расстояние, упал на колени и горько зарыдал.
Тем временем Курт, призвав своих товарищей, приказал достать из повозки вина и воды. Лейхтвейс и Гунда слегка подкрепили свои силы. Близость возлюбленного придала Гунде новые силы, и теперь можно было надеяться, что она останется жива, что ее молодой организм справится с тяжелой раной и сильной потерей крови. Лейхтвейс, очнувшись от обморока и избавив Гунду от смертельной опасности, впал в лихорадочное состояние. Он со стонами метался по земле, взывая в бреду к Лоре и проклиная ее похитителя Батьяни.
Сначала в санитарную повозку уложили Гунду, поместив ее на мягком, удобном ложе. Затем Курт Редвиц приказал устроить поудобнее Лейхтвейса.
— Вы спасли мою возлюбленную, — обратился он к Зигристу и Рорбеку, — я постараюсь спасти вашего Друга. Хотя он и не военный, я устрою его в одном из лазаретов, где врачи посвятят ему свои заботы.
Таким образом в повозке очутились рядом: разбойник Лейхтвейс и Гунда, дочь Зонненкампа; обоих окружал одинаково участливый уход.
Зигрист и Рорбек собирались уже сесть на коней, чтобы ехать вслед за повозкой, как вдруг вспомнили о Бруно.
— Куда он пропал? — спросил Зигрист. — Где наш товарищ? Нам нельзя уезжать без него.
Они начали громко звать Бруно по имени. Ответа не последовало. Вдруг Зигрист расслышал какие-то глухие стоны; поспешив туда, откуда они раздавались, он увидел Бруно, метавшегося по земле в безумном горе. Он поднял его, догадываясь о причине, и умолял успокоиться и примириться с неизбежным. Бруно поплелся за Зигристом, понимая, что нельзя оставаться на поле битвы, среди убитых.
Маленький отряд медленно двинулся к лагерю. А за повозкой плелись мародеры: цыган Риго и крестьянин Веслав. Лица их перекосились от страха и отчаяния: они не сомневались, что за участь их ожидает. Они знали, что мародеров не щадят и что совершенные ими злодеяния караются всегда смертной казнью.
