Вера, мышонок и другие - Родион Михайлов
Марисоль же позабавила всех рассказом об ослике по имени Липучка. Сначала Марисоль не понимала, почему его так назвали, но когда он при каждом её появлении стал ходить за ней по пятам, как комнатная собачка, поняла. Он не просто следовал за ней, а ещё и тыкал мордой в бедро или ещё куда, чаще всего в тот момент, когда она за чем-нибудь приседала. Она едва не падает, а он смотрит на неё и ожидает реакции. В первое время Марисоль думала, что он просит есть, и давала ему что-нибудь, но он не особенно-то и брал угощение, нет — это он так дружил! Слушателям не составило труда догадаться, что Липучка — Марисоли нравится, являясь её четвероногим другом.
Вере не оставалось ничего другого, как рассказать о Мигеле. У Леонардо загорелись глаза, и он сказал, что хочет Мигеля в свой сценарий, вот только он не уверен, что одобрят именно такое животное.
Дамиан стал нести какую-то весёлую чушь, а Мерлин тем временем думал о том, что, возможно, не зря согласился приехать вместе с Дамианом…
Глава 3
Тук.
Тук.
Мерлин раскрыл глаза, подумав: «Опять бабуин кидается камнями в окно. Сейчас начнёт орать».
— Ты там спишь, что ли? И телефон отключил!
Несколько секунд тишины.
— Ну ты, тюлень, вставай давай!
— Ах ты, скотина такая, — полусмеясь произнёс вслух Мерлин, вставая с постели, слыша, как мать открыла входную дверь и спросила у Дамиана, почему он не постучал, чтобы зайти, и, очевидно, впустила его.
— Извините, сеньора Луиза, я думал, что вы на работе, — ответил Дамиан изменившимся до неузнаваемости голосом.
— Да нет, сегодня я выходная, иди, ступай к нему, а после приходите на кухню выпить кофе и позавтракать.
Дверь в комнату Мерлина распахнулась, и на пороге показался Бабуин в рваных джинсах — теперь уже с большой буквы, поскольку название этого примата было законным прозвищем Дамиана, полученным вследствие его физической кондиции и привычки висеть на турнике, порой целыми днями. Ещё одной причиной для такого прозвища стало то, что у него отсутствовала способность долго рассуждать перед принятием какого-либо решения. По его мнению, любая сложная ситуация — это вроде как противник, и если его застать врасплох, то даже глупое или неверное решение может привести соперника в замешательство и обеспечить над ним преимущество. Только не надо принимать эти мысли за голос природной мудрости, дошедший до нас из тёмных начал становления человека как вида, нет, это всего лишь рассуждения Дамиана-Бабуина, который не утруждал себя долгими размышлениями и упускал из вида тот факт, что сложная ситуация — это не обязательно человек, которого глупость и правда может привести в замешательство, а вот, скажем, неумелое вмешательство в лечение заболевания едва ли заставит эту болезнь поднять лапки.
— Ты чего беснуешься с самого утра, орёшь тут под окнами и мешаешь мне спать? — буркнул Мерлин.
— Тоже мне, царь нашёлся! Ты чё, забыл? Я тебе позавчера сказал, что кое-что покажу сегодня. Ты снова, небось, читал всю ночь? Сидел тут, наверное, как филин, и читал! — и засмеялся, довольный тем, что удачно сравнил Мерлина с филином.
— Да, читал! И тебе бы не помешало. И вообще, иди на кухню, я сейчас приду.
Но так просто избавиться от Бабуина нельзя. Дамиан, взяв правой рукой шею Мерлина в захват, левой взлохматил его макушку, приговаривая:
— Ах ты, филин. Лежебока. Что ты теперь будешь делать?
Мерлин, одной рукой пытаясь снять захват, а другой упираясь в грудную клетку Дамиана, прошипел:
— А ну отпусти, ско-ти-нааа, — и был великодушно выпущен после этих слов, однако, Мерлин всё же нанёс символический удар возмездия в бок Дамиану для восстановления чувства попранного достоинства, но тот, лишь едва поморщившись, произнёс:
— Давай шевелись. Ты не представляешь, что у меня есть! — и схватив тапки Мерлина, которые тот ещё не успел надеть, вышел из комнаты, из-за чего Мерлину пришлось шлёпать босыми ногами на кухню по холодному полу.
Кофе выпили быстро, съев всё, что лежало на столе, ненадолго задержавшись затем, чтобы младшая сестра Мерлина могла посмотреть, как Дамиан согнёт и разогнёт гвоздь. Она регулярно подсовывала Дамиану разные предметы для сгибания.
Уже выйдя на улицу, Дамиан спросил:
— Отец-то ещё не вернулся?
Отец Мерлина был начальником медчасти в летнем детском христианском лагере, хотя сам он являлся убеждённым материалистическим пантеистом или кем-то вроде того, рассматривающим людей и прочую живность (живым он считал почти всё) как какие-то флуктуации пространства-времени, равноценные во вселенских масштабах. При таком мировоззрении для него что человек, что пенёк — всё едино. В хорошем смысле. Всё это надо беречь, а когда сломается, чинить, потому что всё — должно быть всегда, а энтропия — это болезнь мироздания.
Его смена в этом году должна была закончиться на месяц раньше, поскольку ему нужно было вернуться на основную работу в местную поликлинику.
— Нет ещё. Через два дня будет.
— А-аа, а то я хотел кое-что спросить у него.
— Что спросить? — подозрительно посмотрел Мерлин на друга.
— Да так, кое-что.
Мерлин подумал: «Тут что-то нечисто. О чём ему спрашивать у отца? Не-е-ет! Он хитрый! Он знает, что мне не нравится недосказанность любого рода. Вот он нарочно и задал мне загадку, чтобы я помучился. А вот и не угадал! Не буду я ничего у него узнавать о том, что он хотел спросить у моего отца. Просто забуду об этом. Пусть сам помучается, гадая, сработала его уловка или нет.
В гостиной родительского дома Дамиан развалился на кресле и спросил:
— Помнишь, я тебе говорил, что задумал купить одну потрясную штуку?
— Ну помню, но ты не сказал какую.
— Так вот, я её уже купил! И сейчас ты будешь просто в шоке! — пообещал Дамиан, вскочив с кресла и направившись в свою комнату. Он распахнул перед Мерлином дверь, пропуская его внутрь, сам не заходя и ожидая появления ошарашенного друга.
Мерлин вышел. Но к ужасу Дамиана лицо Мерлина было бесстрастным.
— Ты что, не видел, что ли? — взволнованно спросил Дамиан.
— Чего не видел?
— Да вот это! — и Дамиан, ворвавшись в комнату и приняв гордую позу, указал на стол, на котором стоял
