Сергей Гомонов - Душехранитель
Крылья птицы, мощь быка, разум человека да воссоздадут, объединившись, великого Белого Зверя Пустыни!
И тут заговорил голос изнутри:
— Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий… Мы с тобой любили смотреть на неё и вдыхать прохладный утренний воздух… Бесконечные дали, холмы, за которые нам с тобой так хотелось умчаться, потрясающе синий океан… Помнишь, сестренка?
— Там… было красиво… Но разве было это? Это детские сны. Мои детские сны… — прошептала она в ответ.
— Та эра сменилась эпохой Великих Пирамид… Юная душа нашего ученика искала нас и творила маяки, дабы мы нашли гавань. Пирамиды отражали суть… Но мы ослепли, мы перестали жить сердцем, разуверились в существовании души… Маяки надежды мы предпочли считать гробницами, а мистерию, призванную воспевать Жизнь, беззаботно приняли за культ служителей Смерти… Мы разделили все на белое и черное, придумали понятие «зло», не постигнув добро, заставили свое зрение видеть несуществующие цвета и не замечать истинных. Мы подчинились велению разума и губителя…
— Если все это и было, я не в состоянии понять Время…
— Увы нам всем, сестренка… Нельзя стать осью, не побывав ободом.
И после этих слов она вспомнила еще.
Был холод. Лютый холод. Лето больше не приходило, покинув некогда благодатные края. С неба сыпал снег, небо стало черным, звезды меняли свои места, лед пожирал землю. Планета, сопротивляясь, дрожала от холода и, чтобы согреться, исходила трещинами, откуда брызгала раскаленная лава. Огонь и лед, как в день Создания…
И она…
Вспыхнул в памяти, чтобы тут же угаснуть, момент неосуществившегося Восхождения. Утес раскололся, роковая трещина скользнула под ноги и поглотила беззащитное тело прежде, чем попутчики успели воссоединиться. Это и стало началом конца…
* * *…Саша удержал ее за плечи над самым обрывом. Дыхание блестящей внизу реки вернуло Ренату к действительности. «Танец» закончился. Они стояли на высоком берегу Волги и смотрели вдаль.
— Я ведь говорил, что у тебя очень умное тело, — проговорил телохранитель.
— Ты — самый лучший! — лицо Ренаты светилось остатками пережитого счастья.
Она уже не помнила того, что так явственно промелькнуло в сознании какие-то секунды назад…
— Ты мало кого видела, — Саша отступил, ускользая. — И ты не успела увидеть главное…
Девушка упрямо покачала головой.
— Ты — самый лучший! — повторила она.
Саша поднял руки, взмахнул ими, словно крыльями, и сложил, закрыв голову. На секунду замерев, он слегка — тихо-тихо — рассмеялся:
— «Фэньхуа», — и добавил: — «Китайский Феникс».
Девушка смотрела на него в немом восхищении.
— Едем, — Саша перестал улыбаться и повернулся, чтобы идти к машине. — У нас еще есть дела в городе.
Разрумянившаяся (Рената и сама не ведала, насколько она хороша сейчас), она покорно пошла следом, но не удержалась от шутки:
— Такую сказку испортил ты, Саша! Слов нет! Ты настоящий маньяк!
— Нет, просто я целеустремленный, — телохранитель подождал, когда она сядет, и захлопнул за нею дверцу.
— Ты — целеустремленный маньяк, — согласилась Рената.
* * *Как нередко бывает в провинциальных городишках, у кабин междугородней связи толпилась очередь.
Рената снова мучилась с зубом и десной.
— Сходишь за жетоном, Саша?..
Он кивнул, внимательно оглядел окружающих и, не обнаружив ничего подозрительного, удалился.
Рената заметила: чем дольше болел у нее этот проклятущий зуб, тем слабее было действие анальгетиков. Она свыклась с положением беглянки, приняла необходимость постоянно сосуществовать рядом с посторонним мужчиной и даже нашла с ним общий язык, но смириться с болью было не в ее власти.
— Рената, — Саша протянул ей жетон и сел рядом на обитую рейкой скамейку под фикусом, — теперь, если к трубке подойдет твой муж, скажи ему, что в указанном месте в Москве мы будем через пару дней. Если, конечно, все пойдет нормально, на что я надеюсь…
Мутным взором, едва понимая, о чем он толкует, девушка посмотрела в исхудалое лицо своего защитника. Саша покачал головой:
— Н-да… После звонка я везу тебя к стоматологу — и никаких отговорок.
— Я боюсь!
— Вопрос закрыт. Итак, ты скажешь Николаю, что мы будем в Бибирево, в гостинице. Если он располагает какой-либо информацией по нашему делу и может помочь, пусть решит, как лучше поступить. Самое главное — «дипломат», — в такт своим словам Саша дотрагивался до ее руки указательным пальцем.
— Сашенька, поговори с ним сам! — держась за щеку и раскачиваясь взад-вперед, взмолилась Рената.
Телохранитель подумал и кивнул.
— Люди добрые! — вдруг обратилась к ним полная женщина в шелковом, по-старушечьи повязанном, сиреневом платочке; на одной ее руке лежал младенец, на другой — висел мальчишка лет пяти. — Там моя очередь подхо… ай! уже подошла, а мне этих девать некуда. Поможете? Приглядите?
Саша смерил ее взглядом и отошел в сторону, не стал вмешиваться. Рената поняла, что принятие решения он оставляет за нею. Отказывать было неудобно, и девушка кивнула. Телохранитель неопределенно повел головой. Что за выводы он сделал — одному богу известно. Ренате было не до того.
— Спасибочки вам! Ой, спасибо! Я вас не задержу, мне в Курск позвонить, на пару слов…
Женщина оправдывалась, словно звони она не в Курск, а в другое место — в какой-нибудь Талды-Курган, к примеру, — то времени ушло бы гораздо больше. Рената махнула рукой.
— Тетя! — пятилетний отпрыск той тетки, забираясь на скамейку с ногами, тут же взял инициативу в свои руки: — А ты чево за щеку держишься?
Рената закусила губы. Как назло, завозился и младенец, сморщился, захныкал. Девушка отыскала взглядом телохранителя, но тот отвернулся, не желая принимать никакого участия в происходящем. Ренате почудилось, что он очень недоволен. А мальчишка продолжал ее донимать:
— Тетя, у тебя зуб болит? — и, пользуясь Ренатиной беззащитностью, полез ей пальцами в рот: — Покажи!
Она попыталась обороняться, закрылась, подставляя локоть. Почувствовав борьбу, младший брат мальчишки развопился на все отделение. Люди начали оглядываться, некоторые морщились и ворчали, и без того раздраженные стоянием в очереди.
— Тетя-тетя, а почему у тебя такие большие зубы?
Рената затряслась от нервного смеха:
— Отстань ты от меня, бога ради! — укачать орущего младенца теперь было непросто.
— Ну почему у тебя такие большие зубы? — продолжал измываться пацан.
