Елена Крюкова - Золото
– Вы все сделали правильно.
Он повел ее под звездами к палатке Андрона, так и держа за руку. Археологи поплелись за ними, как утята – за утицей. Светлана откинула полог. Свечи у изголовья Андрона еще горели. Славка Сатырос все еще сидела у тела, уже не плача и не причитая – молча, засунув сложенные лодочкой руки между сжатыми коленями. Светлана и Задорожный вошли в палатку вместе, чуть пригнувшись, пролезая под лоскутами брезента, и больно столкнулись лбами. Прядь Светланиных волос коснулась щеки профессора, и он вздрогнул. Она чуть сильнее сжала его руку.
– Вот, – беззвучно шевельнулись ее губы. – Горло… перерезаны все жизненно важные артерии… одним махом…
– Какой странный, восточный удар, – тоже беззвучно, одними губами сказал Задорожный. Кровь пульсировала в сплетенных пальцах, мужских и женских, билась, горела. Тихо горела, догорала толстая витая свеча у щеки мертвого Андрона. – Так режут горло на Кавказе, в Чечне. Как баранам… Что, если это кто-то оттуда?.. все же там идет эта невозможная, эта вечная, эта проклятая Троянская ли, Чеченская война… и мы тут копаем земличку, а они там… копают могилы друг другу…
Он выпустил, как выбросил, из руки руку Светланы и повернулся к онемевшему, обессилевшему Сереге, стоявшему за его спиной, не знавшему, что сказать.
– Судя по всему, ребята, это кавказские люди тут поиграли ножичком, – Задорожный еще раз поглядел на бледное, красивое лицо Андрона, лежавшего со сжатыми губами, с закрытыми глазами – Светлана успела их прикрыть еще тогда, когда перевязывала перерезанное горло. – Чего ради?.. непонятно. А Всеволод?.. Вы где похоронили его?.. В Симферополь тело отправили?..
– Здесь, профессор, – Серега наклонил голову. – На холме. Прямо на обрыве. Над морем… пусть слушает вечно прибой…
– Хотел бы я быть похороненным над морем, – усмехнулся Задорожный. – Воля, простор… С Андроном сложнее будет. У него пол-Москвы родни. Они меня все, разумеется, повесят на первой же березе, когда узнают. А телеграфировать я им обязан. Пусть прилетают. И сами решают. Экспедицию я сворачивать не буду. Ни в коем случае. Тем более, что вы здесь нашли…
Он снова поглядел на Светлану. Она встретила глазами его взгляд.
– Эту маску. Золотую, ты сказал, Сережа?..
– Из чистого червонного золота, Роман Игнатьич.
– Ну вот видишь. Мы просто не имеем права уезжать отсюда. Это я тебе говорю как ученый. Я…
Он замолчал. Светлана почувствовала через рубаху, через кожу, через полутьму страшной палатки с мертвецом внутри, как сильно, неистово забилось сердце этого человека. Его все так ждали, и он упал как с неба. Сколько ему было лет?.. Она не видела, не понимала. Она видела сиянье седых висков. Она видела – морщины режут лицо ножами. Но она хотела глядеть на эти волосы, на эти морщины; глядеть в эти глаза, так обнимавшие ее, что уже никакие руки никаких мужчин мира ей были не нужны.
– Я могу много рассказать, Сережа, но не теперь. Теперь надо действовать, а не разговаривать. Кто едет в Темрюк на попутке?..
– Я.
– Не стоит, ты слишком не в себе, тебе надо успокоиться. Страхова пошлю. Он парень бойкий. Или Леона. Оставайся в лагере. Вас, кстати, как зовут?.. – Он обернулся к Светлане. – Как это хорошо, что вы медик… это во всех отношеньях хорошо…
– Светлана.
– Прекрасно.
«Он сказал „прекрасно“ так, будто сказал мне: я люблю тебя», – подумала Светлана и испугалась. Слишком страшно все было. Это второе убийство. Эта кража золотой маски. Этот приезд начальника, так глядящего на нее, что ей хочется броситься ему на шею. Ей еще никогда не хотелось никому броситься на шею. Никому.
– Светланочка, сделайте, пожалуйста, укол Сереже… какой-нибудь успокаивающий, вы же видите, он все время плачет. Что у нас из успокаивающих в аптечке есть?..
– Вы же все равно не понимаете в названьях лекарств, – снова беззвучно, одним шелестом губ, сказала Светлана. – Что толку, если я вам скажу, что у нас есть.
Какая дерзость, что ты мелешь, билось в ней неистово, страшно. Что ты городишь, ты же оскорбляешь его, повелителя, шефа, руководителя, владыку. Он же тут царь. А ты презренная рабыня. Ты всего-навсего лекарка, знахарка. Ты должна отводить порчу и заговаривать кровь. А еще снимать сглаз, утишать колики и перевязывать перерезанные кавказцами глотки великим певцам. Ты вовсе не певица, коей ты себя возомнила. И ты никогда не споешь царю. Заткнись, сожми губы, закрой зубы на замок, больше ничего не лепечи. Ты, дура!
– Да, – покорно кивнул он вдруг головой. – Да, вы правы, я ничего не понимаю. Вы сделайте, что хотите. Хоть физраствор. Если укол сделаете вы, он все равно успокоит. Даже если вы наберете в шприц морскую воду.
Славка Сатырос сидела неподвижно, как изваянье. Как изваянье верной рабыни у мумии фараона. Фараон лежал как живой; Славка была как мертвая. Ее лицо не двигалось. Ее глаза не моргали. Иногда вздрагивали только ее губы, шептавшие: зачем ты ушел в Мир Иной. Зачем. Зачем.
Две смерти в экспедиции, это было серьезно. И похищенная убийцами золотая маска – это тоже было серьезно.
Серьезней некуда.
И он один, он, Роман Задорожный, должен был решить сейчас – оставлять экспедицию на Тамани, в раскопе Гермонассы, или убирать ее к шутам.
И только он один, Роман Задорожный, знал: золотая маска, найденная здесь, сама приказывает им всем тут остаться. Никуда не сниматься с якоря. Если они свернут манатки – мир лишится разгадки той дикой и прекрасной загадки, что загадали ему эти подонки в Измире. В память Криса. В память бедного Кристофера Келли он должен остаться и откопать еще что-нибудь. Что-то такое, что прольет внезапный и ослепительный свет на ужас, внутри которого, как во мраке гробницы, блуждает он – без зажженного смоляного факела.
Поговорив со всеми и, как мог, успокоив всех, отправив Колю Страхова ловить машину, всучив ему текст телеграммы и адрес родителей Андрона, Роман вышел из своей палатки и, вынув сигарету из пачки, любимый «Кэмел», жадно закурил. Дым обволок легкие и затуманил голову. Да, древние правы, что курили куренья, воскуривали благовонья и фимиамы. Это и вправду утешает.
Нет, он не может посвятить всех в то, что произошло в Турции. Это было бы слишком глупо. Это пока его тайна, в конце концов.
В нем, глубоко внутри, возникла мелодия. Далекий голос пел старинную казачью песню. «Ой, на горе тай женци жнуть… а по-пид горою… по-пид зеленою… козаки идуть!.. козаки идуть!.. Попереду Дорошенко, веде свое вийско, вийско хорошенько…» Роман, ты казак. Ты же казак, Роман. Ты же крепкий сильный казак, дерзкий, смелый, хоть ты и пообтрепался в бурях жизни. Да твоя Запорожская Сечь – впереди. Твое царство еще не наступило. Ты должен отыскать измирских бандитов и бесценный клад, похищенный ими. Ты должен остаться здесь и продолжать копать. Ты должен разгадать странные, жестокие убийства Всеволода и Андрона. Ты должен…
