Хмурый Ленинград - Руслан Георгиевич Илаев
— Руслан, что ты будешь пить- водку иль коньяк?
— Водку, — коротко отвечал я.
Из гостей я вышел где- то в десять часов вечера. Тепло попрощался с родителями Лены, и она вышла меня провожать до такси. В лифте я ее сгреб и перекрыл дыхание до первого этажа. Такси было недалеко, в ста метрах от их дома. Немного постояли на свежем воздухе. Лена отмалчивалась, прижавшись ко мне и крепко обхватив мою руку. Перед тем как уехать, поставил ее в известность, что где- то через неделю все морские взводы факультета направляют на практику «на флота», время практики будет длиться два месяца. Затем нам, слушателям, предоставляется месяц отпуска «по домам», и лишь в сентябре мы возвращаемся на факультет.
Через несколько дней меня пригласил к себе начальник курса. В кабинете, когда мы остались одни, Лев Борисович поинтересовался, на каком флоте я желал бы практику проходить, довел до меня информацию, что им уже формируются списки по группам. Я отвечал, что желал бы на Черноморском флоте, если это возможно. Объяснил, что все же ближе к дому. Симферопольский поезд проходил через Минводы на Москву. Двое суток и я дома. У «осетин» на факультете с Савенковым сложились дружеские отношения после случая с «нападением» в курилке. По сути, дисциплина и исполнительность у нас в крови. Решения Льва Борисовича никогда нами не оспаривались, все его поручения выполнялись точно в установленные сроки. Мне не раз приходилось бывать у него дома. Приветливая небольшого роста супруга и еще двое маленьких несовершеннолетних детей, мальчик и девочка.
Видимо, он поздно женился. Как- то наедине поинтересовался, не родственник ли ему Борис Викторович Савенков? Лев Борисович потерял дар речи. Речь шла о левом эсере, арестованном ВЧК в 1923 году и приговоренному к десяти годам тюрьмы. В 1917 году Савенков был военным министром у Керенского Александра Федоровича, а в 1918 году организовал восстание в Ярославле, Муроме и Рыбинске. После подавления восстания бежал в Уфу к генералу Каппелю. Однако меня больше интересовала литературная деятельность Бориса Савенкова. Я читал его некоторые произведения: «Конь бледный», «Конь вороной», «Воспоминания террориста».
Стиль его письма и изложение написанного мне нравились. И еще, его первая жена была дочерью писателя Глеба Успенского. Так вот, на мой вопрос по поводу родства между ними Лев Борисович ответил утвердительно, что говорило о высокой степени доверия ко мне.
В июне 1976 года половина нашего взвода на поезде была направлена в Севастополь, для прохождения практики на кораблях. Руководил нашим отделением капитан первого ранга Новиков — преподаватель с кафедры ОТМС на факультете. В Севастополе нас разбили еще на две группы. Наша группа попала на большой противолодочный крейсер «Керчь». Медицинскую службу на БПК возглавлял капитан медицинской службы Володя Плотников.
Он тоже был выпускником нашего Горьковского факультета. Через два месяца он убывал на учебу на факультет руководящего медицинского состава военно- медицинской академии им. Кирова в г. Ленинград по специальности «Эпидемиология», чему очень радовался. Он объяснил нам, что лейтенант медицинской службы должен отслужить на кораблях не менее пяти лет. До получения очередного звания капитан он сам лично побывал на четырех боевых службах в Средиземном море. И только через пять лет можно говорить о каких- то перемещениях по служебной лестнице. От Володи мы узнали, что боевая служба проходит в Средиземном море в составе Пятой Средиземноморской эскадры, штаб которой находится в Сирийском порту Тартус. Боевая служба длится от шести до восьми месяцев постоянного нахождения в море.
Плотников Володя учил нас всему, что знал сам, а знал он много. На корабле ежедневно проводятся пять больших приборок, в которых участвует весь личный состав корабля. На корабле пять боевых частей и четыре службы. Первая боевая часть (БЧ) — штурманская, вторая БЧ — ракетно- артиллерийская, третья БЧ- минно- торпедная, четвертая БЧ- связь, пятая БЧ- электромеханическая. А также химическая служба, медицинская служба, радиотехническая служба и боцманская команда. Володя показывал на порог и говорил «комингс», лестница- «трап», стенка — «переборка», потолок — «подволок», зад корабля — «корма», и многое другое. Каждый день натаскивал нас, как бы заранее готовя уже сейчас к трудной флотской жизни. Хороший человек был Володя Плотников. Многому нас научил. Никогда более я его не встретил, но в моей памяти он остался хорошим другом и старшим товарищем.
Каждый офицер, прибыв на корабль, через три месяца сдает экзамен командиру корабля на самостоятельное управление своим заведованием или на допуск своим заведованием. Володя выводил нас на палубу, топал ногой и спрашивал, показывая рукой на палубу, что под этой палубой находится. Допустим матросский кубрик № 4. А что находится под четвертым кубриком? И сам же объяснял- питьевая цистерна № 6. А под питьевой цистерной- находится цистерна с дизельным топливом. А еще ниже находится коффердам, и начинал смеяться, потому что понимал, что понятие «коффердам» для нас новое слово. Володя терпеливо объяснял, что пустое место между обшивкой корабля и цистерной называется коффердам. Два месяца он добросовестно натаскивал нас, затем, не попрощавшись, внезапно исчез. Все поняли, Плотников Володя уехал в Ленинград.
Мы и так ему были очень благодарны за его терпение и багаж знаний, которым он нас загрузил. А еще через неделю наш руководитель капитан первого ранга Новиков разрешил убыть всем в отпуск домой, обозначив нам вслух время возвращения на военно- медицинский факультет. На розданные военные предписания мы оформили билеты на плацкартные вагоны и благополучно разъехались по домам. Через двое суток я встретился с родителями. По тому, как они радовались моему приезду и как по мне соскучились, я понял, что ближе родных нет никого! Наверное, кровное родство — это самое сильное чувство, связывающее людей неразрывными узами.
Я отслужил на военно- морском флоте двадцать пять лет, но никогда
