За тех, кого греет костер - Вознюк Юрий Владимирович
На раздумья времени не оставалось. Рискуя перегреть моторы, напрямую через камыши рванулись мы к Ханке. Выбравшись к озеру, наспех очистили винты и устремились к протоке, на которой сидел браконьер. Мы опасались, что, услышав шум, он попытается скрыться, но наши опасения оказались напрасными. Никто нас не испугался, никто ие пытался бежать. Примерно на середине протоки мы заметили утиные чучела. Владелец их встретил наше появление спокойно и даже, как мне показалось, радушно. Был он немолод, н это обстоятельство еще больше распаляло.
— Здорово, приятель! — с подкупающей простотой приветствовал его Пикунов.
— Привет, земляк! — ответил тот.
— Где только охотничков не встретишь... — в том же тоне продолжал мой напарник. — И как это ты сюда забрался на такой посудине?
Лодка у него была действительно не ахти какой. Грубая небольшая плоскодонка, на дне которой валялось штук пять уток и лебедь.
— А меня Федя на моторке подбросил, — похвастался он.
— Какой Федя? — спросил Абрамов.
— Стрельченко... — сказал браконьер таким тоном, словно бы удивляясь: «Вот, мол, чудаки, не знаете, что ли, какой Федя?»
Все стало ясно — Стрельченко был егерем в заказнике.
— Ну, а как же ты выбираться отсюда думаешь?
— Как и забрался, — усмехнулся он.
— Мы тебе поможем, — произнес Пикунов. — Давай только познакомимся.
Он подтолкнулся шестом вплотную к лодке браконьера и протянул ему удостоверение охотинспектора. Тот машинально взял его, прочел и непонимающе посмотрел па нас. Я достал фотоаппарат и сделал первый снимок. Пикунов перегнулся в чужую лодку, с трудом вытащил убитого лебедя и взгромоздил его на колени браконьера.
— С поличным! — сказал он, н я еще раз щелкнул затвором.
— Так начнем объясняться? — уже не скрывая неприязни, спросил Пикунов.
— Что объяснять?..
— Да хотя бы то, зачем убил лебедя. Может, не знал, что нельзя, или с чирком перепутал?
— О чем тут толковать... Подайка, дядя, свои документы, — вмешался в разговор Абрамов.
Дядя еще плохо уяснил себе смысл происходящего, по перетрусил уже основательно.
— Да вы что, ребята... — начал он. —Какие документы?.. Я же от Стрельченко...
— Доберемся и до него, — оборвал Пикунов. — Документы!
— Чё ты орешь?! — вдруг озлобился браконьер. — Жулик я, что ли?
— Был бы только жуликом — куда ни шло. — прищурился Пикунов. — Ты варвар и губишь то, чего не создавал. Ты даже показать его побоишься, — кивнул он на убитого лебедя. — Ощиплешь в чулане, сожрешь, перья запихаешь в тюфяк и будешь валяться на нем в грязных сапогах... В общем, давай-ка сюда, — сказал он, берясь за стволы его ружья.
И тут произошло неожиданное. Трусость способна на безрассудную отвагу. С силой оттолкнув Пикунова так, что закачалась наша лодка, браконьер направил двустволку ему в грудь.
— Не подходи! — истерично крикнул он. — Застрелю, шушера...
Видимо заметив мое движение к ружью, он метнул и сторону косой взгляд, и в это время в воздухе мелькнул шест Абрамова. Глухо ухнул выстрел. Пикунов упал в чужую лодку, но через секунду я увидел его сидящим верхом на браконьере. Тот оказался мужиком здоровым, но и мастера спорта хлюпиком не назовешь. Он заломил ему руки, связал и в злости сунул и рот кляп. Мы были настолько ошарашены случившимся, что первое время только и могли лишь ругаться. Помнится, и наше отношение к браконьеру было не совсем гуманным. Отдышавшись и поуспокоившись, мы осмотрели лодку. В борту ее зияла дыра. Трудно сказать, почему выстрелило ружье: то ли от удара шестом это произошло непроизвольно, то ли браконьер нажал на спусковой крючок, но только факт оставался фактом: лодка и до сего времени жива, а Пикунов вряд ли бы выжил с такой дырой.
Всегда спокойный, Володя Абрамов был явно выбит из душевного равновесия:
— Где нам найти дерево? — возбужденно крикнул он.
— Зачем тебе?
— На рею его, собаку! Повесить!
— Не годится, — серьезно сказал Пикунов. — Слетятся вороны, найдут труп, можем влипнуть,
— Тогда, может, туда?..— зловеще промолвил Абрамов, поплескав рукой за бортом.
— Это подойдет.
Ворочавшийся и лодке браконьер притих, прислушиваясь к разговору. В манере записных разбойников про должали они обсуждать детали задуманного плана.
— Его — под плавун, лодку перевернем. Все будет чисто, - вслух размышлял Абрамов, входи в роль.
Раздался приглушенный визг. Браконьер затрепыхался, как пойманная рыба. Пикунов посмотрел в его сторону и вдруг потянул носом.
— Фу! Жалкий слизняк. Даже умереть достойно не может! — презрительно фыркнул он.
Освобожденный от пут и кляпа, браконьер дрожащими руками подписал акт. Мы отобрали у него ружье, оставив взамен кусок мыла. Уезжая, я оглянулся и подумал, что после этой истории и Пикунову и всем нам трудно рассчитывать на теплые чувства от пострадавшей стороны. В подобных случаях друзей не приобретают.
В заказнике мы пробыли три дня. Поймали еще трех браконьеров, на этот раз самодеятельных. К нашему удивлению, они вели себя как проигравшие джентльмены: стоически твердо подписали составленные на них акты и корректно раскланялись.
— По опыту знают, что в первый и последний раз видят эти бумажки. Только один из десяти платит по ним штраф, — сказал Пикунов.
— А остальные куда деваются? —спросил я.
— Науке неизвестно, — с мрачным юморком ответил он.
Покидая заказник, мы заехали к старшему егерю. Давно небритый человек выслушал рассказ Пикунова и Абрамова с совершенно отсутствующим выражением лица. За его спиной висела вывеска: «Центральная база охотничьего хозяйства № I». Я спросил Пикунова, что это значит: ведь статут заказника, на земле которого мы стояли, отличен от положения охотхозяйства.
— В этом весь фокус, — уклонившись от объяснения, с досадой ответил он.
Прошел почти год. Июльским днем, на берегу Амурского залива, снова встретился я с Пикуновым. Это произошло во время краевых соревнований по стендовой стрельбе. В стороне от стрелковых площадок, по дорожке, ведущей к морю, уходил человек в темно-синем спортивном костюме. Фигура его показалась мне знакомой. Я направился туда, и Пикунов, скуластый и улыбающийся, предстал предо мной. Мы долго трясли друг другу руки, и, как обычно в таких случаях, разговор наш был сумбурным и непоследовательным,
— Как с заповедником? — спросил я его, когда мы уселись на скамейке у моря.
— Сейчас начнется финал, а я проигрываю Иванкину и Потанину три мишени, — сказал он. — Вот закончится эта петрушка, поедем ко мне, потолкуем, там все и узнаешь.
Это был запомнившийся поединок больших мастеров стрельбы. До последней сереи нельзя было сказать, кто станет чемпионом, и я от души поздравил Пикунова, поднявшегося на верхнюю ступеньку пьедестала победителей.
Через час я сидел в его комнате. Со стен на меня смотрели головы косули и рыси, на рогах изюбра висел карабин.
— Мы много думали и все же решили рекомендовать комиссии по охране природы создать заповедник на месте нынешнего заказника на Илистой. Ну, ты знаешь Ханку — не осталось на ней такого цельного и большого куска, как тот! Есть хорошие места, но они невелики и ничего не изменят в природном балансе озера. Так вот... — Пикунов подошел к столу и, выдвинув ящик, достал из него толстую желтую папку. — Вот здесь наш позор, стыд и боль Ханки! Когда-то ты интересовался, чем вызвана метаморфоза в названии заказника. Ларчик открывается просто. Для большинства — он заказник, для избранных — вотчина. По записочкам управления охотничьего хозяйства отправляется туда разный люд и под охраной егерей тешит свою душу. А чтобы эти души не терзались угрызениями совести, повесили виденную тобой вывеску.
Я слушал Пикунова и вспоминал лицо старшего егеря в заказнике.
— Откровенно говоря, только недавно я понял, каким был наивным человеком. Ведь, в сущности, мы представили проект, покушавшийся на чьи-то привилегии. По-моему, даже ты. в свое время, был не очень-то воодушевлен идеей создания заповедника, — рассмеялся он.
