Аркадий Локерман - По медвежьему следу
Вторая половина дня была отведена для ответов на письма и прием посетителей. Писем в зимние месяцы приходило значительно больше, чем посылок. Кто только их не присылал! На первом месте и по количеству, и по размерам были письма пенсионеров, что неудивительно: подводя жизненные итоги, многие стремятся восполнить, наверстать упущенное.
«…Помню, был я еще мальчишкой, рыли мы с отцом колодец и на глубине встретили пласт черного песку, такого тяжелого, что ведро еле подняли. Тогда, в голодный год и но малограмотности, этому значения не придал, а теперь, прочитав в журнале „Наука и жизнь“ про черные пески, думаю — а вдруг! Сообщаю все приметы местности и готов приехать, показать, где был колодец…»
На такие письма было отвечать и легко, и приятно. Борис, двумя пальцами — но все же это было быстрее, чем ждать очереди в машбюро, — выстукивал: «Благодарим… проверка поручена экспедиции №… будет выполнена летом. Вас вызовут при необходимости».
Попадались письма и другого рода: «Клянусь честью, знаю, где в земле серебро, покажу под аванс в 100 руб., а в залог оставлю паспорт…»
Немало поступало и запросов от высоких инстанций, куда обращались недовольные полученным ответом, уверенные, что геологи при проверке скрыли правду, а потом выдадут, что сами нашли. По некоторым заявкам переписка составляла пухлые тома.
Первое время все это занимало. Борис строчил ответы, прислушиваясь к беседам Пластунова с посетителями. Тот доброжелательно выслушивал воспоминания и терпеливо отражал атаки жаждущих премии на блюдечке с голубой каемкой.
Все это повторялось день за днем и было очень далеко от того, к чему он стремился. Чтобы отвести душу, Борис часто заходил к вулканологам, вникал в их дела и терпеливо ждал, когда решится его судьба.
Приподнятое настроение (не студент, инженер!) быстро испарилось, и «поплавок» он больше не носил, чувствуя себя в новых условиях снова первокурсником. Должность — младший геолог — примерно этому соответствовала. И снова общежитие, без надежд на скорое избавление от него. Правда, комната на двоих, а не на четверых, как в студенческом, и зарплата — не стипендия, а все же нередко хотелось назад, там было весело, все свои, а здесь соседом оказался человек во всех отношениях чужой. Он уже обжился и часто просил «создать ему условия до 23.00». Поэтому Борис допоздна оставался на работе, шел в читальню, в кино или просто бродил по чужому городу. И еще выстаивал очередь на почте — обычно впустую. Переписка с Таней чуть теплилась. Письмам он старался придать веселый тон, не вдаваясь в подробности своей жизни.
Таня отвечала не спеша, кратко, что важных новостей пока нет. И за строками ясно ощущалось: отчуждение все возрастает…
Он даже на вечера молодежи в Дом культуры начал ходить и в танцах кружился, но жизнь его не стала от этого содержательнее.
Оставалось повторять: «Лучшее — впереди!»
СРОЧНОЕ ЗАДАНИЕ
Просвет появился неожиданно, когда уже подходил к концу третий месяц работы. Пластунов — они за это время хорошо сработались — вдруг пригласил его к себе на обед, в воскресенье. И оказался Борис в бревенчатом домике на окраине города в поселке, само название которого — Лиховеровка — хранило память о первом директоре треста.
Жена Пластунова, с такими же синими, как у мужа, глазами и белизной коротко подстриженных волос, встретила его так приветливо, что он легко освоился и вскоре оторвать его от книжных полок с синими томами «Библиотеки поэта» было невозможно. Это сразу же расположило к нему Елену Викторовну. Оказалось, что она искусствовед и в молодости работала в Эрмитаже.
Все здесь Борису понравилось, и он был рад, что тоже пришелся по душе. Елена Викторовна пригласила его на следующее воскресенье. А когда прощались, она доверила ему том Иннокентия Анненского.
Эти встречи стали частыми. Он жадно слушал рассказы Пластуновых о Ленинграде и о Колыме, где прошли их лучшие годы, о времени, таком еще недавнем и таком уже далеком. Постепенно он становился в их доме своим и даже полезным, освободив Сергея Степановича от колки дров и доставки тяжеловесных продуктов. Да и внимательный слушатель был им нужен.
Так шли дни. Весна ощущалась все сильнее, и не только по природным ее приметам. В тресте то и дело вывешивались приказы о результатах проверки готовности отрядов к выезду в поле, о противоэнцефалитных прививках, обязательных для всех. Начался большой разъезд. Борис еще не знал, как сложится его судьба, не застрянет ли он в «предпенсионном» отделе, но все же прививки сделал — терпел во имя будущего!
Вулканологический отряд, с которым связаны были надежды, уже прошел проверку и готовился к отъезду.
Борис совсем загрустил, как вдруг хорошая весть: дополнение к проекту прошло последний барьер!
— Завтра утром Шахов должен утвердить, и ты будешь при должности, — сказал Борису начальник отряда Старостин. — А там через три дня и в путь! Жди моего звонка!
Конечно, с самого утра Борис поглядывал на телефон и рванулся к нему, когда вскоре раздался звонок.
— Вас, Сергей Степанович, — разочарованно сказал он.
— Здравствуй, Костя! — Голос Пластунова прозвучал тепло. — Понимаю, коль звонишь, значит, пожарное дело! (Борис прислушался.) Поверь, послать некого! — Пластунов, словно в подтверждение, прижал ладонь к сердцу. — А с кем она внуков оставит? Хватился! Он уже второй год на заслуженном, рыбачит… У нее грипп. Он на овощной базе. И она тоже. Сам же ты на меня нажимал. Взял, не отпираюсь, но временно! — Пластунов украдкой взглянул на Бориса, и тот понял, что речь идет о нем. — Нет, не болеет. И внуков еще не завел… Но он только входит в курс и золотом не занимался… Угу! Ага! Всегда на меня! — Пластунов бурчал сердито и вдруг улыбнулся: — Знаешь, чем купить!
Повесив трубку, он подозвал Бориса, сказал:
— Придется тебе, Боря, срочно вылететь в Кадарский район, проверить заявку, она там какая-то особенная, скоропортящаяся… Пошли, ждет главный!
— Мне же сегодня должен быть оформлен перевод! — воскликнул Борис и даже побледнел от волнения.
— Послать больше некого. Я бы сам, да мотор не тянет…
Было слышно — дышит он тяжело, и Борис сдержался, подавил желание резко отказаться.
— А насчет перехода к вулканологам не беспокойся. Шахов в долгу не останется!
Молча шли они по длинным коридорам, и Пластунов прижимал ладонь к сердцу.
В приемной секретарь Зоя встретила Пластунова приветливой улыбкой.
— Здравствуй, дядя Степаныч, — сказала она, а на Бориса внимания не обратила.
…Шахов поднялся из-за стола, пошел им навстречу. Он протянул руку Пластунову, затем Борису. Тот пожал эту непривычную левую руку неуклюже, выше ладони, и заметно смутился.
