Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть
С таким балластом нечего бояться ветра. Даже штормовой удар шквала не положит вельбот на воду.
Часа четыре плывем без всяких приключений вниз по течению Колымы. Ветер усиливается, и вельбот идет со скоростью двенадцати узлов. Чайки низко пролетают над клотиком мачты, удивленно оглядывая белые крылья парусов. Вскоре стали нагонять буксирный пароход. Он идет в порт Амбарчик и тянет длинный караван барж. Черный дым валит из его труб.
Баржи сидят в воде низко — на палубах громоздятся штабеля пиленого леса и не виданные на Севере горнорудные машины. Лес и машины идут с далеких верховьев Колымы на Север, к берегам Чукотки.
Наше появление в этих пустынных водах удивляет капитана, и он долго рассматривает в бинокль парусное суденышко. Проносимся мимо парохода и, круто переменив галс, устремляемся ко входу в левую Колымскую протоку.
Протяжно воет пароходный гудок, выпуская султан белого пара. Скалистый берег отвечает гулким эхом. Капитан снимает фуражку и машет ею. Приспускаем вымпел. «Витязь» поворачивает в протоку, и пароход исчезает за островом.
Перед нами открывается неведомый мир, куда не ступала нога исследователя: западную часть Колымской дельты еще не посещали гидрографы, и протоки не были нанесены на карту.
Протока оказывается узкой. По обоим ее берегам тянется непролазная чаща кустарников. Ветер становится тише, но вельбот продолжает двигаться с прежней скоростью.
Круто обогнув мыс, вельбот на полном ходу неожиданно врезается в громадную стаю гусей. Их скопилось здесь не менее тысячи. Линяя, гуси теряют крупные перья с крыльев и не могут летать, пока не отрастут новые. С громкими, пронзительными криками, хлопая по воде крыльями, птицы бросаются во все стороны. Одни ныряют, спасаясь от форштевня «Витязя», другие, сбившись в плотную кучу, уплывают вниз по течению протоки, поднимая тучи брызг.
Бросив руль, хватаю ружье и стреляю из обоих стволов; почти одновременно гремит выстрел Пинэтауна. На ходу подбираем убитых птиц. Наш оглушительный залп и хлопанье парусов окончательно пугают гусей. Протока бурлит и покрывается белой пеной. Взлететь облинявшие гуси не могут и почти бегут по воде, быстро взмахивая короткими крыльями.
Стая гусей распадается на части. Птицы устремляются к берегу и, сбивая друг друга, кидаются в кусты. Лишь самые сильные долго еще плывут впереди, оставляя на воде длинный пенящийся след. Случай прекращает невольное преследование птиц: справа открывается небольшая боковая протока, беглецы мгновенно скрываются в нее, и «Витязь» проносится мимо.
Протока все далее и далее уводит в глубь дельты.
Впереди слышатся птичьи крики. Они становятся все громче и пронзительнее. Пинэтаун, склонив голову, внимательно слушает.
— Чайки орла гонят, — тихо говорит он.
И вот над протокой появляется стая чаек. Они кружатся почти на месте, то взлетая ввысь, то падая камнем вниз. Посреди стаи парит большая птица с красиво изогнутыми крыльями.
Кажется, что розовое облако, клубясь, повисло над тундрой. Алым заревом горит на солнце оперение птиц. В воздухе летают сотни маленьких розовых чаек.
Впервые розовых чаек обнаружили в 1823 году у полярных берегов Аляски и Канады. На юг они к зиме не улетали, однако гнезд розовых чаек найти в тундрах Северной Америки не удалось.
Почти сто лет натуралисты всего мира безуспешно искали их гнезда. Лишь русскому путешественнику Бутурлину удалось найти в низовьях Колымы целые колонии и гнезда этих редчайших птиц. Оказалось, что розовые чайки гнездились только в одном месте земного шара — в Западной тундре, близ устья Колымы. Музеи всех стран мира охотились за шкурками розовых чаек.
Пинэтаун отпускает фалы — гафель скользит вниз, увлекая парус, и «Витязь» мягко толкается в берег. Подхватив ружья, прыгаем в кусты и вскоре выбираемся на открытую ровную тундру. Чайки кружатся над близким озером.
Со свистом рассекая воздух, низко пролетает пестрый полярный кречет. Ему надоело отбиваться от чаек, и он устремляется искать добычу в другом месте.
Среди зарослей водяной осоки, у самого озера, на кочках, окруженных со всех сторон водой, виднеются гнезда, устланные розоватым пухом. Свиты они из сухих стеблей осоки.
В гнездах лежат яйца. Своим темно-оливковым цветом они резко отличаются от яиц всех птиц тундры. В некоторых гнездах притаились птенцы. Они похожи на крошечных пушистых цыплят с необычайно длинными клювиками и тончайшими плавательными перепонками на лапках. Нам посчастливилось первым наблюдать живых птенцов розовых чаек.
Движения людей тревожат птиц. Они летят со всех сторон с жалобными криками. Скоро над головой повисает целый рой. Махая острыми крыльями, они порхают в воздухе, словно большие розовые колибри.
Стрелять жалко: слишком красивы и нежны эти птицы. Но вот Пинэтаун спускает курок. Одна из чаек стремительно падает на пестрый ковер лишайников. Рубиновая капелька крови повисает на розовой грудке чайки. Зоологическая коллекция «Витязя» пополняется редкой добычей.
Долго бродим вокруг озера, исследуя гнездовья розовых чаек. День угасает, и мы возвращаемся на вельбот.
Солнце все ниже спускается к горизонту. Наступает светлая ночь полярного лета. Ветер стихает. «Витязь» медленно подвигается вперед, и алые паруса его отражаются в зеркале протоки.
Пора устраивать ночлег. Спускаем паруса — вельбот причаливает. Поставив палатку на берегу круглого озера, рядом с протокой, усаживаемся у пылающего костра и тихо переговариваемся, вспоминая события минувшего дня.
Спать не хочется.
Вытаскиваю карту летних маршрутов оленьих стад в бассейне реки Белых Гусей. Линии маршрутов крутыми петлями вьются вокруг пятен, отмеченных красной штриховкой, сплетаясь в причудливый узел на берегу Полярного океана.
Спрашиваю Пинэтауна:
— Успеем ли вовремя изменить эти маршруты?
— Хорошие маршруты зачем менять? — удивляется он. — Озер рыбных много…
Рассказываю юноше о задании, полученном в Якутске. Повальная болезнь косила северных оленей повсюду в полярных тундрах. Эпидемия вспыхивала внезапно в самое жаркое время года, когда над тундрой повисало гудящее комариное облако.
Заболевшие олени хромали; у копыта быстро росла опухоль, превращая поврежденную конечность в грушевидную тумбу. Истощенные животные погибали с признаками острого заражения крови. Жители тундры окрестили губительную болезнь «копыткой».
Олени болели и гибли каждое лето. Ветеринарные врачи, опасаясь, что микробы надолго заражают почву и растительность тундры, штриховкой обозначали места вспышек эпидемии. Карты летних пастбищ изукрасились пестрой мозаикой «карантинных земель». Поэтому так хитроумно переплетались маршруты оленьих стад на плане дальнего участка совхоза.
