Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Юля хорошенько умылась, и они вышли из маленькой, светлой комнаты навсегда. В коридоре, к счастью, не встретили никого. Спустились по лестнице.
День был тёплый. Светило солнышко. Тополя и клёны стояли голые. Пройдя скверик, Светка и Юля нагнали двух санитаров, которые везли к моргу каталку с трупом в чёрном мешке.
– Ребята, это моя подруга, – сказала Юля, остановив санитаров, – позвольте мне попрощаться с ней.
– Сигарету дай и прощайся!
Светка дала. Открыв лицо Анечки, Юля вздрогнула. Мёртвая, в самом деле, смотрела страшно. Смерть изменила её черты, придав им страдальческой утончённости. Юля поцеловала синие, ледяные губы покойницы. Взяла сумку, поставленную на землю.
– Ну всё, пошли.
Перед проходной была лавочка.
– Помянуть не хочешь? – спросила Светка.
– Хочу. А чем?
Медсестра расстегнула сумочку и достала пузырёк спирта. Сели.
– Он не разбавленный, что ли?
– С ума сошла? Конечно, разбавленный! Но чуть-чуть. Вот тебе конфетка ещё.
После осушения пузырька Светка закурила. Юля взяла гитару, стала играть « Зелёные рукава». Лавочка стояла под клёном. Он звенел ветками на ветру. Осеннее солнце щурилось, улыбалось. За проходной шумела большая улица.
– Так вы с мужем просто соседи? – спросила Юля, начав играть другую мелодию.
– Да. И он мне – не муж. Уже три недели как развелись.
– Любовь прошла, что ли?
Светка зевнула и усмехнулась.
– Её и не было.
– А зачем тогда поженились?
– Ну, зачем люди женятся?
– По любви. По залёту. Из-за жилплощади. Из-за денег.
– От безысходности.
Кременцова так удивилась, что зацепила ногтем не ту струну.
– Я не понимаю! Ты красивее Мэрилин Монро!
– Не обо мне речь.
– Тем более непонятно! Ты вышла замуж за нелюбимого человека только из-за того, что у него не было шансов жениться ни на какой другой женщине?
– Да.
Внутри проходной, которая представляла из себя будку с приделанным к ней шлагбаумом для машин, вдруг вспыхнул скандал. Охранник отказывался впускать синюшного мужика с четырьмя бутылками водки. Мужик орал, что это, мол, для врача. Охранник орал, что к такому пойлу не то что врач – санитар из морга не прикоснётся. Очередь к проходной стремительно и ворчливо росла вдоль улицы.
– Я сейчас, – мяукнула Светка, и, резво встав, прошмыгнула в будку. Крики сразу же стихли. Через минуту Светка и алкашонок вышли на территорию.
– Ой, спасибо, родная, – пробормотал мужик, достав из пакета одну бутылку и вручив её Светке, – век не забуду, милая!
– Мне плевать, забудешь ты или нет! Яблоко давай.
Мужик дал два яблока – небольших, но красных, и зашагал к четвёртому корпусу. Сев обратно на лавку, Светка зубами вскрыла бутылку и протянула её отложившей гитару Юле, предупредив:
– Но только учти: тебе пить нельзя!
– Почему?
– Лекарства, которые тебе колют, несовместимы с водкой.
– Плевать!
Хлебнув грамм по семьдесят, вгрызлись в яблоки. Потом Юля стала разглядывать мужиков, проходивших мимо, а её собутыльница, закурив последнюю сигарету, коротко изложила и предысторию, и историю своего недолгого брака. Да, она вышла замуж из жалости, но с иллюзией, что объектик этого чувства, по меньшей мере, боготворит её. Однако, довольно скоро ей стало ясно, что он решил с её помощью доказать самому себе и своим друзьям, что очень даже способен соблазнять женщин, притом красивых. И одного доказательства ему показалось мало.
– Он изменил тебе, что ли?
– Если бы изменил! Но это даже изменой назвать нельзя! Он просто … развёл. И притом в открытую.
– Так значит, он при деньгах?
– С весны. Он – бухгалтер. Пятнадцать лет отработал в каком-то сраном НИИ. А в марте его приняли по конкурсу на совместное российско-американское предприятие. И – посыпались деньги.
– И, говоришь, в открытую?
– Домой водит.
Юля взглянула на потускневшее, замутнённое гарью солнце. Оно висело низко над крышами и двоилось. Светка, тем временем, ещё раз приложилась к мерзкой бутылке. Юля последовала её примеру. Догрызли яблоки, помолчали.
– А ты одна живёшь?
– Да, одна.
– А был кто-нибудь?
– Да, были.
– Ну, и чего?
– Ничего. Не люблю я это.
– Что ты не любишь?
– Ну, с мужиками спать не люблю.
– А зачем спала?
– Как зачем? Можно не любить, например, лечиться, но надо. Иначе сдохнешь.
– Может быть, мужика нормального не было?
– Были всякие.
Улыбнувшись солнышку, Кременцова тихо прибавила:
– Мне Илюха, кстати, понравился!
– Какой? Наш?
– Ну, да.
Светка изумлённо сузила глазки.
– С ума сошла? Ему девятнадцать лет!
– Я не собираюсь с ним трахаться. Он мне просто понравился.
Светка молча взяла бутылку и уронила её. Бутылка разбилась.
– Мать твою драть! Ах, мать твою драть!
– Не переживай, – утешила свою спутницу Кременцова, – нам уж пора.
Она не рискнула доверить Светке нести гитару. Дала ей сумку, а у неё взяла сумочку с ремешком. На проходной Светка умудрилась запутаться своей длинной юбкой в вертушке.
– Да ты доедешь до дому? – усомнился охранник, распутывая её.
– А ты предлагаешь с тобой остаться? Шустрый какой! За задницу, кстати, необязательно трогать!
Идя к троллейбусной остановке мимо ларьков, в которых чем только не торговали, Светка и Юлька завели спор о том, какой виски лучше – ирландский или шотландский, хотя ни тот, ни другой даже и не видели. Тем не менее, спор едва не дошёл до драки. Их примирил семьдесят четвёртый троллейбус. Он подъезжал к остановке, едва видневшейся вдалеке. С криками «Стой! Стой!» тяжелобольная и медработница со всех ног ринулись к нему. Кое-как успели. Большая, рыжая, с маленькими ушами собака, которая шла за ними от проходной, задумчиво поглядела вслед отъезжающему троллейбусу и нырнула в какую-то подворотню.
Глава десятая
От остановки пришлось ещё тащиться пешком. Это было пыткой, поскольку нежные организмы обеих дам бросили все силы на усвоение водки дурного качества. Наконец, дотащились до девятиэтажного дома с тремя подъездами, на который издалека указала Светка. Она, по счастью, жила на первом. Для того, чтобы вставить ключ в замочную скважину, ей понадобились обе руки, да ещё и рот, поскольку не матерятся, согласно народной мудрости, только те, кто ничего не делает. Дверь была металлическая, обитая дерматином. Войдя со Светкой, Юля увидела голубые обои, серый линолеум, трюмо, вешалку с двумя куртками и бухгалтера. Невысокий, невзрачный, с узкими глазками, он стоял перед зеркалом и завязывал галстук. Светку он встретил пренебрежительным, косым взглядом, а Юлю – пристальным, с наглецой.
– Посиди на кухне, – сказала Светка своей попутчице, направляясь в одну из комнат, – я за полчасика упакуюсь.
– Что это значит, Светлана? – подал писклявый голос бухгалтер, – ты собираешься съехать? Имей в виду – тебе всё равно придётся вносить половину квартирной платы, пока мы эту жилплощадь не разменяем! Мне твоя комната не нужна.
В ответ прозвучали три кратких слова, после чего Светлана закрылась в комнате. Кременцова молча прошла на кухню. Та оказалась весьма просторной, но бедновато обставленной. За столом, под клеткой с унылым розовым какаду, очень симпатично сидела, закинув ножку на ножку и завернув за голень маленькую ступню, голая гражданка лет восемнадцати. Она с чавканьем пожирала прямо из сковородки жареную картошку с тушёным мясом. Юлю она приветствовала улыбкой во всю мордашку и
