Николай Буянов - Искатель. 2013. Выпуск №7
— Лялечка, я тебя обожаю, — растроганно сказала Маша. — А что за «вариантик», если не секрет?
Этот невинный на первый взгляд вопрос неожиданно вызвал бурную реакцию. Ляля взглянула на часы и вдруг стремительно, как ракета на старте, подскочила вверх.
— О, черт, за мной зайдут с минуты на минуту, у меня рожа еще не нарисована, а я тут с вами лясы точу…
Она едва успела скрыться за распахнутой дверцей шкафа, как в комнату постучали.
— Не заперто, — крикнула Ляля, и дверь послушно отворилась.
Егор повернул голову, увидел на пороге фигуру, декорированную знакомой угольной бородой, и присвистнул:
— Однако…
Ромка Заялов был начищен, как самовар к деревенскому празднику, и источал нестерпимое одухотворенное сияние. Борода его была аккуратно пострижена, а внеклиматическую абордажную тельняшку сменил грандиозный костюм-тройка цвета «Белая ночь». В руке Роман скромно держал вовсе уж запредельную для него вещь — три алые розы в шуршащем целлофане: апофеоз Большого Стиля, намертво пригвоздивший Егора к стулу.
— Ну, скоро ты… — начал Роман, увидел Егора и громко икнул от неожиданности. — Привет. А я тут шел мимо, дай, думаю, зайду… То есть я имел в виду…
— Присаживайся, милый, — пропела Лялечка из-за импровизированной ширмы. — Я через пять минут буду готова.
— Я подожду в коридоре, — бухнул друг детства и, пятясь, ретировался в дверь.
Ромка подпирал стену в коридоре. Егор подошел, оглядел приятеля с ног до головы и вдруг обрадовался — по-мальчишески, буквально до слез, — оттого, что вот он, друг детства, никуда не исчез, стоит перед ним, не зная, куда деваться от неловкости. И оттого, что недавно выросшая между ними стена рассыпается на глазах.
— Дуешься на меня? — спросил Ромка, пристально изучая дверь женского туалета в конце коридора.
— О господи, за что?
— Ну, я ведь не ушел от Юлия. Вроде как предал тебя.
— Перестань, — искренне сказал Егор. — Если я вдруг по пьянке свалюсь с балкона, тебе что, тоже прыгать вслед за мной? Расскажи лучше, как это вас с Лялей угораздило познакомиться.
Ромка, проехав скользкую тему, облегченно вздохнул.
— Да, в общем, случайно. Знаешь, как это бывает: случайно встретились, разговорились, обнаружили общих знакомых (то бишь тебя с Машей)… Я грешным делом и подумал: а вдруг это судьба! Нет, я понимаю, что я для нее не подарок: ни собственного угла, ни нормального заработка, да и характер у меня…
— Ну, это ты зря. Может быть, как раз подарок. Не все же ей… — Егор почувствовал, что чуть не ляпнул лишнего и замолк.
Роман поморщился.
— Знаю, знаю. Она из своего прошлого секрета и не делала. Наоборот, рассказала, чем занималась, чтобы все по-честному…
— И тебя это не пугает?
— После моей бывшей-то? — Роман хохотнул. — Я теперь могу плавать в бассейне с нильскими крокодилами. И спать в яме с ядовитыми змеями. — Он помолчал и мечтательно проговорил: — Знаешь, она всерьез хочет, чтобы у нас был ребенок. Мы уже консультировались у врача, нас заверили, что это вполне возможно, несмотря на… Ну, ты понимаешь. А еще она сказала, что если будет девочка, мы назовем ее Марией. А если мальчик…
Неужто Егором назовут, мысленно улыбнулся Егор.
— …то будет Леонидом, — закончил Ромка.
— Что ж, совет да любовь… А как дела там? — Егор неопределенно махнул рукой, но Роман понял. — Ничего больше экстраординарного не произошло?
— Тишь, гладь и божья благодать, — доложил друг детства. — Гостевой домик я почти закончил, теперь вот забор подшаманиваю. Бабки получил нормальные, без обмана. Думаю, может, охранником к хозяину наняться — на пару с Ерофеичем сидеть в будке перед мониторами? Не знаю только, возьмут ли…
Они расстались на улице. Роман, расхрабрившись, даже положил широкую ладонь на Лялечкино плечо. Та, нисколько не удивившись, обняла спутника за талию и спросила напоследок у Марии:
— А что, Юлий с тех пор больше не звонил?
— Звонил два раза, — нехотя сказала Маша. — Я не отвечала.
Он позвонил в третий раз спустя несколько дней. Егор узнал об этом от Машеньки, когда встретился с ней на традиционном месте — у городского фонтана. Егор только что продал очередную свою картину и пребывал в самом благом расположении духа. Картина была из «парашютной» серии. Ее купила очаровательная шведка бальзаковского возраста, каким-то злым ветром занесенная в среднероссийскую глубинку.
— Юлий звонил, — сообщила Мария, глядя куда-то мимо Егора.
— Что ему нужно?
— Кессон умер.
— Вон оно что… — Известие, в общем-то не столь значительное, опечалило Егора по-настоящему. Кессон был, пожалуй, самым симпатичным существом в Юлиевом особняке (исключая Машеньку, разумеется). — Что с ним случилось? Попал под машину?
— Не знаю. Юлий говорил очень сбивчиво — жаловался, что на него разом обрушилась масса несчастий. Затопило спальню (какая-то авария на втором этаже), через два дня умер Кессон, сам Юлий, кажется, серьезно заболел: рези в желудке, сильный кашель… — Она нерешительно помолчала. — Он просит меня приехать.
— Зачем? — Угасшая было неприязнь к компьютерному магнату разгорелась с новой силой. — Он ударил тебя, выгнал из дома, обвинил черт знает в чем, а ты хочешь его простить?
А ведь простит, подумалось с горечью. Таков менталитет русских женщин: прощать и жалеть, повторяя про себя не пойми кем придуманную идиому: бьет — значит, любит. Вот же хрень…
— Послушай, — как можно убедительнее произнес Егор, — ты ему ничем не обязана.
— При чем здесь это? — мягко сказала Мария. — Я все еще его жена. Я должна узнать, что случилось.
Егор помолчал и сухо спросил:
— Мне поехать с тобой?
— Не нужно, — ответила Маша. — Я сама справлюсь.
— Как знаешь, — буркнул Егор.
И рассердился на себя, поняв, что испытывает истовое облегчение: ехать в Юлиев особняк активно не хотелось. Как, впрочем, и отпускать Машеньку одну: мало ли что может случиться в этом чертовом доме.
В ближайшем ларьке Егор купил бутылку дешевой водки. Пришел домой, сел за кухонный стол, жахнул полный стакан, не почувствовав вкуса и только усмехнувшись: вот так, мол, сколько ни зарекайся, ни выливай спиртное в унитаз (знакомый психолог утверждал, что помогает… черта с два), а все равно, рано или поздно…
Он не помнил, сколько прошло времени. Очнулся, когда за окнами было темно, а в прихожей надрывался телефон. Егор запустил в него стаканом — не попал, конечно. Глазомер не тот, рука не та… Обреченно вздохнул, подошел, придерживаясь за стенку, лаконично выдохнул в трубку:
