Михаил Бондарев - ЗОНА НЕДОСТУПНОСТИ
Опять появилось световое пятно. Враг приближался, плавая по все более сужающемуся кругу. Потом световое пятно расплылось, исчезло. Неужели опасность миновала?.. Да, шум винта становился все тише и тише. Американский легко- водолаз потерял след. Баженов вынырнул из воды и, как в прошлые разы, увидел голубой луч далекого прожектора. Так близко... друзья, свои... Если бы они могли знать, что Баженов сейчас пытается уйти от погони. Они устремились бы к нему навстречу, десятки рук протянулись бы к нему, защитили от любой опасности...
Пронизывающий холод заставил Баженова уйти под воду. Он едва передвигал ластами. О противнике уже забыл. Он решил, что американец, сбившись со слепа, повернул обратно. Ищи иголку в стоге сена!.. Теперь только бы не впасть в беспамятство. Каждый раз при погружении в ушах появлялась резкая боль, барабанные перепонки вот-вот готовы были лопнуть. . Все попытки «продуть уши» ни к чему не приводили. Но легочный автомат работал исправно, и это говорило о том, что запас воздуха еще не иссяк. Баженов прислушался. Он снова уловил неприятный булькающий звук. Шум винта скутера! Нет, они еще не угомонились! Значит, все же придется драться. Шум винта нарастал с угрожающей быстротой. Баженов не двигался с места. И когда враг был не дальше вытянутой руки, матрос нырнул и ухватил его за ноги. Завязалась борьба. Баженов изнемогал, но не выпускал американца. Кестер изогнулся (это был он), пытаясь сорвать маску с лица Баженова, но матрос, изловчившись, выхватил из левой руки врага скутер, дернул за шнур. Шнур оборвался. Но американец, руки которого теперь были свободны, ухватил матроса за горло. Пальцы Баженова разжались, и скутер полетел в глубину. Теперь Кестер лишился своего преимущества. Но он все еще держал матроса за горло. Баженов закрутил головой, ударил американца коленом в живот. Удар был легкий, однако Кестер на какую-то долю ослабил пальцы, и матрос, метнувшись в сторону, выскользнул из его рук. Теперь начиналась игра не на жизнь, а на смерть. На стороне Кестера был большой опыт поведения в воде, ловкость, выработанная длительными тренировками.
Вскоре ему удалось «нащупать» Баженова и снова вцепиться емув горло...
11. Они живы!
Если бы Новоселов мог подозревать, что форштевень подводного корабля висит над бездной, а корма застряла в расщелине подводной скалы, он отказался бы от попытки перекачать воду из кормовых отсеков в носовые.
Но капитан-лейтенант не знал этого, и экипаж продолжал заниматься выравниванием дифферента.
Трубопроводы покрылись инеем, было холодно и мокро. Процент углекислоты в воздухе достиг верхнего предела, а командир не разрешал использовать запасной баллон. Движения сделались вялыми. Над головой беспрерывно слышался шум винтов, но помощь до сих пор не приходила.
Матрос Лопатин не имел опоры под ногами, он ухитрился привязаться ремнем за трубопровод. Кровоточили руки, порезанные дужкой самодельного ведра. Лопатин задыхался. Кружилась голова.
— Эй, «рычажок»! — кричит откуда-то снизу кок Булгаков. — Принимай банку... Теперь ты превратился в рычаг первого рода.
Лопатин не обижается. Он молча подхватывает банку и передает ее старшине первой статьи- Струкову. У Струкова над головой повис еще кто-то.
Когда люди совсем выдохлись, Новоселов приказал прекратить переноску воды. Во всех отсеках воцарилась мертвая тишина. Окоченевшие от холода матросы лежали, как рыбы, выброшенные на песок, судорожно ловили ртами воздух. Они задыхались, и не было сил пошевелить рукой или ногой. Даже неугомонный кок умолк. Казалось, лодка погрузилась в тяжелый сон.
И все же в недрах стального корабля теплилась жизнь. Молчание первым нарушил матрос Лопатин. Он обнял за плечи Черникова и прошептал:
— Юрик, Ока и Кама впадают в Волгу. Ты никогда не бывал у нас на Волге?
— Нет, как-то не доводилось. У вас там, брат, степи, а у нас леса. Выйдешь утром — каждая сосенка светится. А воздух, что твой мед. А то еще дождем пахнет. В лесных озерах вода глубокая, вверху журавли курлычут. Под ногами мох сухой. Под корягами рыбы этой — видимо- невидимо...
— А у нас больше сухим сеном пахнет. Такие цветы: синие, колючие. А то еще есть на Волге утес...
Черников кладет онемевшие пальцы на клавиши аккордеона, и вот вначале тихо, потом все громче и шире звучит давно знакомая мелодия: «Есть на Волге утес...». Могучая песня, бескрайняя, как волжские просторы. Будто солнце тех неведомых пространств заглянуло в недра стального корабля. Песня рождает думы. Каждому чудится свое. Один слышит шепот тайги, другому мерещатся скрытые туманной дымкой здания Ленинграда, третий будто увидел родной плетень и качающиеся головы пахучих подсолнухов.
Капитан-лейтенант Новоселов невольно поддался общему настроению. Во время похода, пока рядом был командир корабля, Новоселов не чувствовал ни усталости, ни нервного напряжения. Он во всем полагался на командира и, сменившись с вахты, со спокойной совестью укладывался на койку и мгновенно засыпал. Но вот уже неизвестно сколько времени целительный сон не приходил. Да и все будто разучились спатьи пребывали в какой-то полудремоте. Капитан-лейтенант стремился внушить экипажу, что помощь непременно придет, и ему верили. Но у самого у него такой уверенности не было. Теплилась лишь искорка надежды. Все чаще и чаще приходили мысли о Кате, жене. Почему-то сейчас он ее видел на садовой дорожке среди цветущих яблонь. Может быть, потому, что, приехав в родное село в отпуск, он застал ее в саду. Прошел почти год с тех пор, год совместной жизни. Именно о такой подруге и мечтал Новоселов. Чуть застенчивая, влюбленная в него, терпеливо ждущая его из долгих походов. Кто-то сказал, что не легко быть женой моряка. Как это?..
В последнем пожатии руки.Зовут по местам гудки.Знают горечь разлукиЛучше всех моряки...
Да, тогда цвели яблони... А сколько света было вокруг! Солнечные зайчики прыгали по садовым дорожкам. Сады, как в снеговом разливе, небо голубое-голубое, а рядом на теплой земле черноглазая девушка с длинной косой, тоненькая, смуглая. То была весна беспокойных ожиданий. Они читали «Алые паруса», и Катя со смехом говорила, что наконец заявился ее принц, правда, не на сказочном корабле, а на обыкновенном поезде.
