Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского
– Вам, верно, составлять библиотеку?
– Именно.
– Так вот Ломоносова сочинения, Державина, Сумарокова.
– Э, нет, мне этих не нужно.
– Так какие же сочинения всех литераторов? Может быть, «Сто литераторов» [39]? Вышел только один том.
– Дайте мне сочинения всех московских литераторов: Загоскина, Погодина, Полевого.
– Полные сочинения?
– Полные.
– Налицо всех нет теперь, в палатке; да вам, чай, нужны в переплете; так дня через два будут готовы.
– Нет, мне сегодня нужно.
– Так не угодно ли взять, что есть налицо. Да ведь московского нынче нет ничего нового. Вот не угодно ли новый роман К…?
– Нет, К…а мне не нужно.
– Прекрасный роман, в четырех частях. Он теперь здесь, в Москве.
– В Москве? неужели? Ах, мне надо с ним видеться; где он стоит?
– В гостинице «Европа».
– Так положите и роман К-…а; да поскорее, мне некогда.
– Сию минуту; да уж позвольте иные в бумажке положить: это все равно-с лучше переплести, когда поизорвутся.
– Хорошо; или нет… Впрочем, пожалуй.
Книгопродавец понял, с кем имел дело. Он навязал огромную кипу московского литературного хламу, подкрасил несколькими романами и повестями известных писателей, составил счет на двести пятьдесят рублей; взял деньги, низко поклонился доверчивому покупщику и сам вынес книги в коляску.
Михайло Памфилович заехал еще во французский магазин, купил несколько изданий illustr?s с политипажами [40], и потом помчался в «Европу».
– Здесь стоит господин К…?
– Извольте посмотреть, на доске записано.
– А! в третьем нумере; где третий нумер?
– Извольте идти наверх: там покажут.
Михайло Памфилович, входя на лестницу, снял шляпу, поправил гребеночкой волоса, отыскал сам третий номер, потому что в коридоре никого не случилось. Дверь ее заперта; вошел в переднюю – никого нет; но в комнате кто-то распевает.
Михайло Памфилович приотворил легонько двери и вздрогнул, когда раздалось:
– Кто там?
Раскинувшись с ногами на диване, лежал довольно еще молодой человек, с истощенным уже лицом, с впалыми глазами, но в которых блистал огонь. Венгерка нараспашку, руки по карманам широких шаровар.
– Извините, – проговорил Михайло Памфилович, сделав современный реверанс головой вперед и поправляя очки, – в передней никого нет… и я не мог предупредить карточкой… Узнав, что вы посетили Москву, я, как почитатель вашего таланта…
– Покорнейше прошу! – сказал Дмитрицкий, окинув быстрым взглядом Михаила Памфиловича. – С кем имею честь говорить?
– Я так люблю русскую литературу, – отвечал Михайло Памфилович, подавая карточку, – я наслаждался чтением ваших сочинений и не мог отказать себе в желании видеть известнейшего нашего литератора.
«О-го! я сочинитель! прекрасно! Я думал поискать со свечой такого знакомца, а он сам явился: Михайло Памфилович Лычков», – подумал Дмитрицкий, прочитав визитную карточку.
– Очень рад познакомиться, сказал он вслух, – вы мне делаете много чести.
– Помилуйте, я так уважаю гениальность.
– Вероятно, и сами сочиняете? Кажется, я что-то читал…
– Ах, нет, я еще совсем неизвестен на этом поприще…
– Вы постоянный московский житель?
– Постоянный.
«Ну, о чем же мне еще с ним говорить?» – подумал Дмитрицкий, смотря на Михаила Памфиловича, который почтительно устремил на него свои очки и ожидал нового вопроса»
– Москва – бесподобный город!
– Вам понравилась? Но как вы ее находите в сравнении с Петербургом?
– О, я нахожу, что Москва гораздо обширнее… Вы имеете здесь собственный дом?
– Как же-с, мой батюшка имеет свой собственный.
– Чем же вас потчевать?… Эй, кто тут? Что-нибудь закусить да бутылку шампанского!… да сыру! Ведь я сказал, чтоб кто-нибудь здесь дежурил! Представьте себе, я здесь один-одинехонек, даже человека нет со мной.
– Вероятно, приехали в дилижансе? Человек – совершенно лишнее.
– О, как можно, я не привык ездить без своего человека. Нo y меня, верст за пятьдесят отсюда, сломался экипаж, два колеса вдребезги, а ось пополам; я оставил коляску, людей, чтоб как-нибудь починили, а сам поскакал на почтовых, приезжаю в дом к одному знакомому, а он уехал из Москвы. Что делать? принужден был остановиться в гостинице.
– Это, точно, неприятно.
– Очень, очень неприятно! Вы трубку курите или сигары? Эй! подай сигар, да лучших!… Не угодно ли отведать сыру… Откупорь! Это не кислые щи [41]?
– Как можно-с; самое лучшее шампанское. Дмитрицкий налил стакан, хлебнул.
– Изрядное!… Покорно прошу!
Михайло Памфилович знал приличие, что от шампанского не отказываются, и потому взял стакан и прихлебнул.
– Это что такое? нет, извините, мы чокнемся! Как бишь ее… Кастальскую воду пьют залпом, чтоб не выдохлась [42].
В восторге от приему и дружеской простоты обращения Михайло Памфилович не умел отказаться от второго стакана.
– А я хотел просить вас, – сказал он, – сделать мне честь.
– Все, что прикажете.
– У меня сегодня литературный вечер, соберутся несколько московских известных литераторов… Надеюсь, что и вы не откажете быть у меня. Все так рады будут с вами познакомиться.
– На литературный вечер? – сказал Дмитрицкий, рассуждая сам с собой: «За кого этот мусье принимает меня? за какого-то известного литератора, которого никто еще в глаза не видал? Да это прекрасно! Отчего ж не сыграть роль известного литератора?… Он же меня ни по имени, ни по фамилии не величает, и я не скажу, кто я; из этого выйдет при развязке славное кипроко [43]!»
– Очень бы рад, да не знаю, как это дело устроить; я теперь совершенно в затруднительном положении.
– Да не угодно ли вам переехать ко мне? – сказал Михайло Памфилович.
– К вам?… «хм!… – подумал Дмитрицкий, – и это прекрасно!…» Но представьте себе, я здесь без платья и без денег, со мной только ключи от шкатулки… у меня недостанет даже денег здесь расплатиться. А скоро ли приедет Сенька с коляской! Остановясь в доме у приятеля, я не нуждался бы в деньгах; но вот, что хочешь делай!
Дмитрицкий вынул кошелек и вытряхнул из него ключик и червонец.
– Сколько вам нужно, я могу служить, – вызвался Михайло Памфилович. Самолюбию его льстила возможность служить известному литератору; притом же ему очень хотелось уже сказать всем и каждому: «У меня остановился К…»
– Со мной есть около двухсот рублей, – сказал он, вынимая бумажник.
– О, это еще с лишком, я думаю столько и не нужно будет, – сказал Дмитрицкий, взяв деньги. – Эй!… счет!… да! призови сюда ямщика!
