Дом на краю - Женя Онегина
На берегу северный ветер сбивает с ног. Мокрые джинсы и шапка мгновенно покрываются ледяной коркой. Вдали над городом все еще взлетают в небо фейерверки. К дому они практически бегут, потому что замерзли, несмотря на опустевшую флягу. Кажется, что джинсы намертво примерзли к ногам и пояснице. И, едва войдя в квартиру, Ада скрывается в своей спальне, чтобы переодеться в теплую пижаму и сухие шерстяные носки.
Мужчины ждут ее в гостиной, яростно споря из-за предпочтений в музыке и разливая очередную бутылку. Марк тоже переоделся в сухое. Он кидает на нее до странного хмурый взгляд, а Иммо… Иммо протягивает ей руку, приглашая на танец. В пижаме посреди новогодней ночи. Они танцуют бесконечно долго. Сердце Иммо бешено стучит совсем рядом, Ада чувствует это, когда прижимается к нему теснее. Он не торопит. Она не торопится. Он ведет плавно, а она позволяет вести. Позволяет его пальцам пробраться под пижаму и выписывать нежные узоры на спине, очерчивая ямочки на пояснице. Она перебирает светлые кольца отросших волос на затылке. Кладет голову ему на плечо и прикрывает глаза, отдаваясь музыке и его рукам. И не замечает, как Марк скрывается в своей спальне.
Они танцуют бесконечно долго.
А потом Иммо отстраняется и, касаясь пальцами ее подбородка, заставляет смотреть в его светлые до прозрачности глаза.
Его губы на ее щеках, скулах, вновь прикрытых веках. И Ада решается.
Спальня тонет в темноте, матрас протяжно скрипит под их весом. В гостиной продолжает звучать музыка. За стенкой Марк пытается уснуть.
Пижама уже не служит Иммо преградой.
Он нежен. Впрочем, как и всегда. Заботлив. Ада не знает наверняка, но в книгах пишут, что это редкость. Его губы, его руки не оставляют ей ни малейшего шанса прошептать «не надо», просто подумать. Он знает про нее все. У неё давно нет от него секретов. С той самой первой ночи.
Уже совсем под утро Иммо засыпает, обняв ее одной рукой. А Ада так и лежит без сна. Страшно хочется курить. Она высвобождается из его объятий, боясь потревожить. Потому что не готова сейчас к разговорам. И к нежным сонным улыбкам тоже. Прихватив пижаму, Ада скрывается в ванной и долго-долго стоит под прохладным душем. Хмель отступает. Остается только щемящая сердце тоска, которая никуда не денется после этой новогодней ночи. На утро Иммо улыбнётся как всегда, невесомо поцелует в щеку и уйдёт, произнеся лишь краткое: «Увидимся».
Поставить чайник на плиту Ада не решается. Не хватает только свистом разбудить весь дом. Вместо этого в старенькой потертой оловянной турке она варит кофе, выкуривая столь желанную сигарету. И стоя в дверях своей спальни долго, недопустимо долго, смотрит на спящего Иммо. На широкие плечи и могучую спину. На сильные руки, сжимающие ее подушку. На длинные, по-девичьи густые ресницы и упрямую линию подбородка, которую не может скрыть даже щетина.
А потом Ада идет в спальню напротив. Достает из шкафа второе одеяло, и, бесцеремонно толкая лежащего поперёк кровати Марка, от чего тот недовольно шипит, ложится рядом. Марк еще некоторое время сонно ворочается, но потом затихает. И она сама проваливается в сон.
– Ада, детка, скажи мне, что ты оказалась здесь в поисках защиты от монстра, который сейчас притаился за дверью? – голос Марка хрипло раздается совсем рядом.
Ада с трудом открывает глаза и не может сдержать улыбку, глядя на ошарашенное лицо друга.
– А если я скажу, что пала жертвой твоих чар?
Марк смешно хмурится, явно пытаясь что-то вспомнить, потом тяжко вздыхает, словно проиграв спор с самим собой, и говорит:
– Нет, Ади. Я был не настолько пьян. Уж тебя бы я в своей кровати не забыл. Поэтому повторяю вопрос. Что ты здесь делаешь?
– Сплю?
Марк корчит недовольную рожицу и встаёт.
– У тебя есть последний шанс во всем признаться, Ади!
– Признаю, – Ада широко зевает, даже не пытаясь прикрыть рот ладошкой.
– Что признаешь?
– Что оказалась здесь в поисках защиты от монстра.
– А сам страшный монстр сейчас варит нам кофе?
Ее щеки вспыхивают, стоит только понять, как происходящее выглядит со стороны. Марк щелкает ее по носу и, смеясь, сообщает:
– Всегда знал, что ты трусишка. Вставай. А я пойду усмирять монстра.
Ей требуется определенное время, чтобы собраться с духом и появиться на кухне.
– Привет, – произносит Ада, застыв в дверях.
– Привет, – глухо отвечает Иммо, а потом поднимается навстречу, чтобы коснуться губами ее щеки. – Чая?
– Не откажусь. Только сначала нам нужно поговорить.
В комнате Иммо притягивает ее к себе, зарываясь лицом в волосы у виска. Но Ада высвобождается из его объятий и отступает.
Иммо подходит ближе, и от его взгляда Аде становится не по себе.
– Ты все уже решила? – его голос звучит непривычно холодно.
– Я так больше не могу, прости… – Ада отворачивается к окну, не в силах признаться даже себе, насколько ей сейчас больно.
Некоторое время Иммо продолжает просто стоять за ее спиной, а потом, словно решившись, спрашивает:
– Что я должен сделать?
– Уйти… – Она произносит это совсем тихо.
Закрывает глаза и до боли стискивает кулаки. Чтобы не закричать от пустоты, что разливается сейчас внутри.
Ответом ей служит грохот тяжелой входной двери. А спустя пару минут Марк появляется на пороге ее спальни и задает единственно верный вопрос:
– Ада, милая, что вообще происходит?
Ада открывает глаза. Перед ней на кровати лежит маленькая деревянная лошадка на атласной красной ленточке, покрытая местами потрескавшимся лаком. Та самая лошадка.
Год спустя
На столе загудел телефон.
На экране высветилось имя:
«Иммо».
Ада сбросила вызов.
Спустя минуту виброзвонок возвестил о новом сообщении.
«Я люблю тебя».
И сразу за ним – второе:
«Но это теперь не важно».
Взяв телефон, Ада вышла на балкон.
Шел первый день Нового года. Солнце, уже склонившееся к закату, отражалось в тёмной воде залива, еще не скованного льдом.
Из гостиной раздавался гул голосов, музыка, звон бокалов и весёлый смех. Звучали поздравления и требования назвать дату.
Пальцы сами по себе набрали ответ.
«Важно».
Он подошел неслышно, и от неожиданности Ада вздрогнула. Набросил ей на плечи куртку,
