Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю
— У вас испортился глаз! — заметил Ганс. — И знайте, что снарядов для «панцеркнакке» у нас не так уж много, это вам не пули для вальтера, тратить их надо экономно.
Он еще раз внимательно осмотрел крепление, проверил, удобно ли вмонтирована кнопка включения в левом кармане брюк, и дал команду:
— Стреляйте еще раз, только внимательно. Рука у вас твердая, я знаю, вот и пользуйтесь этим!
Произнеся эту длинную тираду одним духом, Ганс стал позади Ипполитова, наблюдая, как тот наводит адское оружие. Наконец его рука застыла, ракета вылетела с шипением и прожгла лист почти в центре.
Ганс сдержанно, одними пальцами поаплодировал.
— Вы способный ученик, Ипполитов, — похвалил он, — и мне доставляет удовольствие работать с вами. Теперь попробуем пострелять по движущимся мишеням. Представьте, что сидите у шоссе, хорошо замаскировались, а мимо вас мчится машина. Вы должны насквозь пробить ее снарядом, ясно?
— Что ж тут неясного? — сдвинул брови Ипполитов.
— Тогда, пожалуйста...
Сейчас мишень напоминала макет движущейся автомашины. Ипполитов с первого раза не попал, вторым выстрелом зацепил машину, но третьим уже пробил мишень, четвертым и пятым тоже.
— На сегодня хватит, — решил Ганс. Невзирая на свой уравновешенный характер, он волновался, снял фуражку и вытер потный лоб. — Отдохнем.
Они втроем — Ипполитов, Ганс и Краусс пообедали здесь же, в бараке, скромно, без спиртного, съели простой солдатский обед, может, только порции были побольше и мясо нежнее, но Ипполитов, привыкший за последнее время к деликатесам, не мог скрыть разочарования. Краусс заметил это сразу. Вообще этот чертов Краусс замечал почти все, был неплохим психологом, и не зря ему поручили подготовку такой ответственной операции. Поедая с удовольствием или с деланным удовольствием обыкновенный гороховый суп, он заметил:
— Ваша подготовка, герр Ипполитов, приближается к концу. Завтра или послезавтра на местный военный аэродром прилетит «арадо». И через несколько дней вы... — Краусс поднял ладонь.
И у Ипполитова сжалось сердце. Неужели так скоро? — Посадочная площадка найдена? — перебил штурмбанфюрера.
— Сейчас этот вопрос решается, — ответил Краусс уклончиво. — Я же говорю о другом. С сегодняшнего дня советую вам воздержаться от употребления спиртного. Рука у вас должна быть твердой, а голова всегда трезвой. Алкоголь не способствует этому. Надеюсь, вы разделяете мою точку зрения?
Ипполитов утвердительно кивнул. Этот немец высказывает прописные истины с видом первооткрывателя. Проклятый шваб не понимает, с каким удовольствием он напился бы сегодня. Лишь бы на час, пусть на минуту забыть, что через несколько дней...
И все-таки Краусс прав: его будущая судьба действительно зависит от твердости руки, безошибочной реакции и умения молниеносно принимать необходимые решения. Алкоголь, к сожалению, не способствует этому.
Они выпили компот, и Ганс с таинственным видом позвал их в маленькую, отгороженную от барака кладовую с массивной железной дверью. Стульев здесь не было. Ганс подсунул им пустые ящики от снарядов, полез в угол и вытащил обычный портфель с двумя замками — портфель советского образца, в котором носят бумаги служащие и начальники разных рангов. Ипполитов вспомнил, что именно в таком портфеле он вез украденные на станции Аягуз, где работал заведующим нефтескладом, деньги, много денег. Он смог пошиковать на них... Незаметный портфель из дешевой кожи, и никто не задержит на нем взгляд.
Почему же Ганс ставит его на стол почти торжественно? И Краусс улыбается таинственно?
Штурмбанфюрер протянул руку, будто хотел взять портфель, но в последнюю минуту передумал, положил руку ладонью на стол, погладив его гладкую поверхность, произнес:
— В этом портфеле сюрприз, его сделал для нас Ганс, конечно, не без помощи специалистов главного управления имперской безопасности. Не так ли, майор?
Ганс значительно кивнул, и глаза его светились гордостью. Слегка похлопав по портфелю рукой, сказал:
— Здесь лежит мина, герр Ипполитов. Мина большой взрывной силы, которая может произвести огромные разрушения.
— Мы возлагаем на нее большие надежды, — подхватил Краусс. — Вы герой, и там, на советской стороне, перед вами должны раскрыться все двери.
— И ваша задача воспользоваться этим! — сверкнул глазами Ганс.
Ипполитов недовольно взглянул на него. Подумал: «А ты куда лезешь? Ты должен обеспечить меня всем, самым лучшим оружием, а уж что будет делаться там, за линией фронта, не твое собачье дело».
Видно, Краусс понял, что разгневало Ипполитова.
— Вы обязаны принимать решения самостоятельно, учитывая все варианты, любые возможности, — сказал Краусс. — Подложить мину будет не так-то просто. Охрана Верховного, конечно, не дремлет, и под носом у нее пронести портфель с начинкой очень трудно.
«Невозможно, — решил про себя Ипполитов. — Пустое дело».
— Для чего тогда брать с собой? — спросил он.
— Мы должны использовать даже один шанс из ста, — возразил Краусс. — Портфель много места не займет. А вдруг пригодится... Всего не предусмотришь и не предугадаешь. Неожиданно может возникнуть благоприятная ситуация. Вам понятно?
Ипполитов наклонил голову почти машинально. Он уже давно понял, куда гнет Краусс. Но известно ли этому самоуверенному штурмбанфюреру, как трудно ему будет там, в Москве?
Ганс заглянул в портфель и объяснил:
— Вы прино́́сите его туда, где будет заседать военная верхушка, незаметно оставляете, а сами исчезаете. Завершает все ваша жена. В назначенное время она подает радиосигнал — следует взрыв.
— Просто и сердито, — добавил Краусс.
«Конечно, задумано сердито, — решил Ипполитов. — Но не все так просто. Вот как у вас вышло... Штауффенберг оставил портфель под ногами у фюрера! Ну и что? А Штауффенберг был своим среди своих. Любимец Гитлера. У меня ситуация посложнее...» Ипполитов сам испугался этой мысли, хотел поделиться своими сомнениями с Крауссом и Гансом, но вовремя спохватился и промолчал. Прямо называть вещи своими именами не годилось, тем более что каждый мог понять его по-своему, а что касается дела Штауффенберга, то всякая, даже маленькая, случайность могла иметь трагические последствия.
Но Краусс понял, какие мысли волнуют Ипполитова. И сказал так, чтобы дать ответ на невысказанный вопрос и в то же время чтобы никто не смог придраться ни к одному его слову:
— Эта мина огромной взрывной силы. Я бы сказал — огромнейшей. То, что у нас было раньше, не идет ни в какое сравнение.
