Реджинальд Кофмен - На острове Колибрия
– Пакет, который я вручила вам, – продолжала незнакомка, обращаясь к Копперсвейту, – содержит доказательство этого.
Нервы Доббинса обычно реагировали только на мелкие житейские неприятности. Серьезные затруднения он обычно встречал довольно спокойно и не терял головы. «Эта женщина несомненно сумасшедшая, такая же сумасшедшая, как Билли», – решил он. Однако он не желал никаких сцен. Доббинс уже овладел собой и покручивал концы своих усов.
– Не угодно ли вам присесть? – предложил он, думая в то же время, за кем собственно ему следовало послать: за полицией или за врачом. Теперь он узнал свою посетительницу; он заметил ее на том злополучном спектакле, на который с самого начала не хотел идти и с которого, по-видимому, вели начало все теперешние треволнения. Да, она, безусловно, сумасшедшая, но нельзя отрицать того, что она миловидна и воспитана.
– А теперь, – продолжал Доббинс, когда дама и его крестник сели на стулья против него, – не расскажете ли вы мне, сударыня, вашу историю?
– Но она вся в моем пакете! – ответила посетительница. – Пакет содержит нотариальную копию моего брачного договора. – Она быстро протянула руку и схватила Билли за рукав. – Вы не потеряли его? – воскликнула она.
Билли достал пакет и положил его к себе на колено.
– О нет, он здесь!
– Ах! – облегченно вздохнула дама. – Ну, вот видите! – добавила она с видом человека, подписывающего слова «что и требовалось доказать» под выводом геометрической теоремы.
– Я говорил тебе, чтобы ты, гм… доверил хранение пакета мне, – напомнил Копперсвейту Доббинс тоном, явно приписывавшим неприятное появление дамы непослушанию Билли.
Билли не обратил на это внимания. Он поспешил объяснить «валькирии» положение дела:
– Вся беда в том, что ни я, ни мистер Доббинс не знаем вашего языка.
Урожденная Эльга Хольберг выразила на своем лице возмущение таким невежеством. Но она постаралась овладеть собой, чтобы скорее разъяснить свою тайну:
– Я норвежка. Я живу на острове Борге, где родилась и где живут мои родители. Когда его отец, герцог Водена, был в изгнании, Павел приехал на наш остров. Он совершал поездку на яхте для осмотра наших фиордов. Он называл себя графом Иваници, и больше ни я, ни мои родители о нем ничего не знали. На Борге я и вышла замуж за короля.
– Вот видите, дядя Фред, – сказал Билли, – это очень просто.
Доббинс метнул на него свирепый взгляд.
– Сударыня, король Колибрии холост.
– Но тогда он еще не был королем! Это произошло тогда, когда его отец, герцог Водена, был в изгнании. Павел приехал на наш остров. Как я вам сказала, он катался на яхте, желая видеть наши фиорды. Я не знала, что он нечто большее, чем просто граф Иваници. И мы поженились. Да, мы – муж и жена, как доказывает эта бумага.
Доббинс взглянул на Билли, Билли на Доббинса. Одновременно оба кивнули головой. Доббинс, после своего назначения наскоро ознакомившийся с историей Колибрии, знал, что «граф Иваници» действительно был один из титулов, которыми пользовался нынешний государь страны во время своего изгнания. Копперсвейт обо всем этом не имел понятия, но он верил этой женщине по той простой причине, что хотел верить. Но оба они сходились на том, что эта женщина, – была ли она сумасшедшей или нет, – сама искренне верила в этот брак.
– Интересно! – сказал Доббинс. – Продолжайте, сударыня.
Она возобновила свой рассказ, и вся ее манера держать себя придавала убедительность ее словам. Она говорила теперь запинаясь, ее щеки покраснели, фразы были отрывисты и тем не менее звучали искренне. Ее супругу быстро надоел его юношеский каприз. Он уехал и больше не возвращался.
– Но я люблю его. Каждое утро и каждый вечер я выходила на высокий холм над гаванью и смотрела, не возвращается ли его яхта, как он это обещал. И хотя ее все не было, я с каждым годом любила его все крепче.
Она закрыла лицо руками. Американцы почувствовали себя сыщиками, заглядывающими через замочную скважину в чужую комнату.
– Я люблю не его деньги и не его власть. Их мне не надо. Я люблю его самого, Павла!
Лишь недавно случайная фотография в газете проникла в норвежский городок и открыла ей глаза на то, кто такой ее муж. Несмотря на свои нежные чувства, Эльга Хольберг была женщина решительная. Не спрашивая ни у кого совета, она оформила себе паспорт и отправилась в Колибрию, куда прибыла в один день с Доббинсом и Билли.
До сих пор все было просто. Но во Влофе она не знала с чего начать. Увидев объявление о парадном представлении «Тоски», она пошла в театр. Она сразу узнала короля и тотчас послала ему в ложу записку. Она видела, как он прочел ее и усмехнулся; видела, как прочел ее барон и улыбнулся. Самая решительная женщина способна ревностью испортить свои планы. Эта белокурая красавица не представляла собой исключения. Ее гордость была уязвлена, а когда она перехватила взгляд, брошенный его величеством через зал в ложу принцессы Ариадны, она вспыхнула как порох. Незнакомка умела говорить по-французски, то есть на языке, которым владело также большинство образованного населения Влофа. Она уже была в курсе городских сплетен и знала о замыслах Тонжерова, а днем ей показали его самого. Когда в этот вечер она убедилась, или думала, что убедилась, как мало она может ожидать от короля или премьера, она чиркнула записку Тонжерову, но лишь намекнула ему на истину и тем сделала первый шаг для подготовки своей мести. Она сообразила, что республиканский лидер охотно использует скандал в семье короля против консервативной фракции. Расстроить проектировавшийся брак между двумя ветвями королевского дома значило бы сразу поднять надежды республиканцев.
– Гм, – сказал Доббинс, а сам подумал: «Она явно обозналась в театре, что вполне возможно, как последствие долгих дум о своем горе. Вероятно, какой-то авантюрист обвенчался с ней под видом графа Иваници. Потом она увидела фотографию и этого было достаточно, чтобы у нее зародилась навязчивая идея». Вслух он спросил: – Скажите, вы так уж вполне уверены, что король тот… гм… тот самый джентльмен, который…
Она уничтожила Доббинса одним взглядом:
– Вы не женаты? Нет? Если бы вы были женаты, вы бы знали, что женщина никогда не примет другого за своего мужа!
– Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ, – сказал покрасневший дипломат.
Из дальнейших слов гостьи выяснилось, что она тотчас пожалела о посланной Тонжерову записке. Она еще не зарегистрировалась в полиции, как должны регистрироваться все приезжие в течение сорока восьми часов после прибытия, и скромный пансион, в котором она остановилась, едва ли находился под наблюдением. Но теперь две спорящие политические партии знали, что она обладает тайной, которую одна из этих партий хочет скрыть, а другая, вероятно, пожелает разоблачить. Возможно, как она уверяла, что она обратилась к Тонжерову не только из мести. Возможно, что зловещая улыбка барона действительно побудила ее искать у республиканца защиты, и возможно, что Тонжеров намерен был защитить ее. Истина в том, что молодцы Раслова выследили ее на пути из театра в пансион, напали на нее на Рыцарской улице и их планы были разрушены вмешательством Билли, прежде чем подоспели люди, посланные вождем республиканцев.
