Михаил Божаткин - Приключения 1977

Не выдержал такого Жежора, нажал на спусковой крючок. За этим выстрелом последовали другие, и вместо стройного залпа раздался беспорядочный треск.

И падали сраженные матросы в ласковые и теплые волны родного Черного моря.

— Проверить надо, не остался ли кто в живых, они, черти, такие, — начал было Жежора, но его прервал истошный крик:

— Корабли красных подходят!

У страха глаза велики, а тут «Дельфин» столько дыму напустил — Очакова не видно. Попробуй догадайся, что идет суденышко с одной пушчонкой и с одним пулеметом! Да еще канлодка из-за Первомайского острова показалась. И тогда раздалась команда:

— По баркасам!

…Потылица и на ходу плавбатареи находился на мачте, и время от времени оттуда доносился его голос:

— Подходят к косе!

— Высаживаются!

— Часть людей зашла в воду.

И вдруг истошный крик:

— Расстреливают! Матросов расстреливают!..

— Верно! Не зря, значит, там красный флаг был поднят… — сквозь стиснутые зубы процедил краснокомбат Чернышев. — Ну ладно, пусть они в баркасы сядут!..

И скомандовал:

— Стоп, мотор! Отдать якорь!

Как и тогда, в мае, когда французская канонерская лодка «Ла Скарп», не снижая скорости, пыталась прорваться мимо Очакова, командир батареи сам встал к прицелу. Вот он подправил визир и махнул рукой. Дернулось орудие, вылетел сноп пламени, и фонтан воды, выброшенный взрывом снаряда, закрыл передний катер. Когда столб опал, катера на поверхности моря не было»

После пятого выстрела от баркасов остались только обломки да плавали в бурлящей воде несколько офицерских фуражек.

— Жалко снарядов, — пробормотал Чернышев, — но что же сделаешь…

И расстрел матросов, и взрывы снарядов среди баркасов видели и с «Дельфина», но, как ни шуровали в топках, как ни держали пар на пределе, к косе буксир приткнулся, когда все уже было кончено. И у берега, и чуть дальше среди волн плавали тела расстрелянных.

— За что же их все-таки? — спросил кто-то.

— Узнаем!.. — пообещал уполномоченный особого отдела Лопатнев. — Во всяком случае, не за то, что верно служили Врангелю…

Тут же на песке вырыли братскую могилу. Один к одному складывали трупы матросов.

— Товарищи, да он еще дышит! — воскликнул кто-то.

Сразу сбежались люди.

— Да это… Это же комендор с плавбатареи!

Торопливо, со свистом вбирая, воздух остатками легких, подошел Лопатнев. И он узнал Федора Бакая.

— Трудное, брат, у тебя возвращение получилось, трудное… — прошептал он и приказал: — На «Дельфин» и немедленно в госпиталь!

ЮГРОСТА (Российское телеграфное агентство Юга) сообщает:

«В последние дни у берегов Очакова курсировали белогвардейские военные суда, которые имели своей задачей проникнуть в Днепровско-Бугский лиман. Действия белогвардейских судов явились результатом категорического приказа Врангеля. Этот замысел не удался по следующим причинам. На одном крупном судне — дредноуте «Воля» — матросы подняли восстание. В результате было расстреляно 100 моряков, и суда ушли обратно в море. В настоящее время в Очакове совершенно спокойно. Неприятельских судов не видно.

Геннадий Семар

СНЕЖКА — РЕЧКА ЧИСТАЯ

I

Утреннее заседание закончилось, но участники конференции не спешили на обед. Еще было время, чтобы поговорить, обсудить доклады и размять ставшие непослушными суставы.

Народ на конференции биологов был в основном пожилой, все больше доктора, кандидаты, преподаватели вузов. Одни группками стояли в просторном фойе, другие неторопливо прогуливались по блестящему лаковому паркету, склонив головы и заложив руки за спины.

У большого вазона-кадушки, из которого тянулись вверх стебли плюща, стоял высокий худой человек. В правой руке он сжимал красную кожаную папку, левая, одетая в черную перчатку, была словно пришита к бедру, как у старых кадровых военных, привыкших придерживать личное оружие — шашку. Строгое напряженное лицо, легкое покачивание на носках выдавало его волнение, говорило о том, что человек нетерпеливо ждет, может быть, переживает, решая, уйти или подождать еще…

Вскоре к нему подошел полный, начинающий лысеть мужчина, его движения были широкими и уверенными. Они поздоровались, чуть дольше, чем положено просто знакомым, задержали рукопожатие, глянув в глаза друг другу.

— …Если бы не рука, не узнал бы тебя, Гуров, — сказал полный мужчина. — Что, так и висит как плеть? И видать, погоду предсказывает отменно, а?

— Есть такое дело, Родион Иванович, — сдержанно ответил Гуров.

— Ну, голубчик, рассказывай: где, как, когда, почему и откуда? — Родион Иванович дотронулся до локтя Гурова и легонько подтолкнул его к выходу из зала.

— Вот ведь как получается… Раньше в отряде я бы вас так спросил. А нынче вы командуете.

— Все течет, все изменяется, дорогой мой… Впрочем, разве в отряде не я командовал, хоть и врачом был, а? Вспомни, не я ли подсказывал тебе, кого на задание можно посылать, а кого нельзя. И так далее… И потом, голубчик, я к вам попал в звании и в возрасте повыше!

— Верно. А теперь тем более: пост у вас союзного значения…

— Ты брось, Гуров, по голенищу хлопать. Ты ведь не такой?.. Или изменился? Пойдем, садись в машину, я тебя в одно местечко отвезу, пообедаем… Так как же ты биологом заделался, ты железнодорожник, секретарь горкома, командир партизанского отряда! И на тебе — биолог, доцент!

— Всего лишь преподаватель, — сказал Гуров, утопая в мягком сиденье просторной легковой машины.

— Это, голубчик, частность, которая в любую минуту может измениться. А ты уточни по существу.

— Все проще пареной репы… К травкам я еще в отряде присматривался: лес-то нас кормил, защищал, укрывал, лечил. После войны какой из меня работник с одной рукой? Пошел в школу, потом в институт. Двинул по ученой дорожке, хотя до сих пор не уверен, правильно ли сделал.

— Почему же не вернулся домой, на старую работу?

— После госпиталя остался в Сибири… Сейчас работаю со студентами. Вот привез доклад об их работах по декальцинированию костей рыб.

— …Разрушаете хребет, а хвосты растут как у контрольных, так и у опытных, — хохотнул Родион Иванович.

— Не совсем. Есть новые данные…

— Ладно, Гуров, прости, перебил. Почему же ты в Снеженск не вернулся? Ведь, если не ошибаюсь, ты там и родился?

— Как одна старушка говорила, пути господни неисповедимы.