Му Линь - Загадочные цифры
Политрук серьезно сказал:
— Перед лицом партии надо обо всем говорить без колебаний. Говори. Это не о командире ли взвода?
— Да, товарищ политрук, мне кажется, что болезнь командира взвода началась очень странно. Последние несколько дней он чувствовал себя хорошо. И вот внезапно вчера днем он как будто оцепенел, ничего не стал есть, ночью все время ворочался, вздыхал.
Политрук задумался.
— Часа в два ночи я проснулся — привычка, от которой я никак не могу отделаться! Не успел я откинуть москитную сетку, как вдруг слышу с кровати командира доносится плач. Я даже вздрогнул от испуга, прислушался еще раз, да, это плакал командир взвода.
— А как сегодня утром?
— Во время подъема он все так же тяжело вздыхал. Когда мы отправлялись на объект, я приказал помощнику командира второго отделения остаться и ухаживать за ним.
— Хорошо сделал, что доложил, — сказал политрук вставая. На втором объекте временно будешь командовать ты, в случае необходимости чаще собирай командиров отделений и советуйся с ними. А об этом деле не говори никому ни слова, — приказал политрук и пошел в общежитие, где жил командир второго взвода.
* * *Политрук сел у кровати и дружески пожал руку Ван Ань-дэ.
— Ты, может быть, есть хочешь?
Ван Ань-дэ отрицательно покачал головой и произнес с дрожью в голосе:
— Как там помкомвзвода справляется на объекте?
— Справится! — кивнул головой политрук и отчетливо, делая ударение на каждом слове, проговорил:
— Нужно лишь быть честным перед родиной, тогда со всем можно справиться!
Ван Ань-дэ слегка вздрогнул:
— Да, — согласился он.
И вдруг он снова почувствовал себя плохо, заметался на кровати и тяжело задышал.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил политрук.
— Нет, политрук…
— Если нет, то значит тяжело на душе? Каждый может заболеть, и тогда нужно думать лишь о том, чтобы скорее вылечиться. Только так поступая, можно нанести делу наименьший ущерб и только так можно стать здоровым человеком!
У Ван Ань-дэ вырвался какой-то полный скорби, неясный звук.
— Отдохни спокойно денек, и к завтрашнему дню поправишься. Если тебе что-нибудь будет нужно, скажи помощнику командира второго отделения, а будет какое-нибудь дело — пусть он меня позовет.
Политрук вышел из комнаты и, подойдя к помощнику командира пятого отделения, сказал ему на ухо несколько слов.
Ван Ань-дэ остался один, в комнате вновь воцарилась тишина.
Если совесть у человека нечиста, то он всегда становится очень мнительным. Ван Ань-дэ не составлял в этом отношении исключения.
Он мучительно ясно вспоминал каждое слово, сказанное политруком, и его неспокойное сердце забилось еще тревожнее.
«Неужели политрук уже знает? Нет, не может быть! Но почему же он сказал: «Быть честным перед родиной», неужели… да, конечно, сомнения быть не может, он знает, что я нечестен перед родиной… Я… я скрыл свое прошлое, я не разоблачаю шпиона! Но ведь это… это и есть предательство, это преступление!»
«Да, да, политрук, наверное, все знает, иначе зачем бы он сказал: «Если заболел, то нужно думать о том, чтобы поскорее вылечиться»?
Да что же может быть яснее? Он дал понять что если есть ошибка, то в ней нужно признаться до конца и исправить. И правильно. Я не буду больше глупцом. Революционная армия столько лет воспитывала меня, партия и командование доверяют мне, а я скрываю такие вещи. А теперь вот еще я должен доставить шпиону информацию. Он воспользуется ею и вновь нанесет нам удар, погибнут друзья, товарищи… Сейчас сознаться во всем еще не поздно… А что, если…»
Голова у него просто разрывалась на части. От усталости он впал в забытье. Но и сон не принес успокоения. То ему снилось, что он выдал военную тайну этому злому духу. Но командование немедленно узнало об этом. Его арестовали вместе с двумя шпионами.
То снилось, что он во всем признался политруку, но, откуда ни возьмись, вдруг появился этот злой дух и одним словом погубил его, заявив, что они вместе закапывали коммунистов живыми в землю.
Потом приснилось, что ему удалось навсегда! убежать от этого злого духа… И вдруг «старик» снова появляется перед ним. «Ай!» — испуганно вскрикнул он, очнувшись, и понял, что это был всего лишь сон. А сердце билось все так же лихорадочно.
После обеда политрук, оставшись один, прохаживался взад и вперед по своей комнате. Он тщательно анализировал недавние события. Прошлое командира второго взвода Ван Ань-дэ давно уже привлекало внимание командования и партийной организации. Еще когда его аттестовали на должность командира взвода, уже чувствовали, что в его биографии некоторые моменты нуждаются в дополнительном уточнении. А совсем недавно от вышестоящих инстанций был получен материал, который проливал свет на прошлое Ван Ань-дэ. Однако ввиду того, что в последнее время работа по выполнению планов строительства требовала серьезных усилий, ограничились пока одним ознакомлением с материалом в партийном комитете без вынесения окончательного решения. И вот сейчас у политрука внезапно возникли подозрения. Но хотя командир взвода и сказал несколько слов, заинтересовавших его, он не знал, какой причиной эти слова были вызваны, и трудно было еще делать какие-либо выводы. Он восстановил в памяти одно за другим все события как предшествовавшие заболеванию Ван Ань-дэ, так и последовавшие за ним и не мог не увидеть, что между его болезнью и появлением двух посторонних людей существует определенная связь. Уже после того, как он выслушал доклад помощника командира второго взвода, член комитета, занимающийся вопросами безопасности, сообщил ему, что часовой доложил о том, что видел, как «старик» что-то совал в руки командиру второго взвода. Именно после этого командир взвода и заболел.
Размышления политрука были прерваны звонким голосом:
— Товарищ политрук! — Это был писарь. Его мальчишеское лицо пылало гневом.
— В чем дело? Опять с кем-нибудь подрался? — улыбнулся политрук.
— Товарищ политрук, эта невеста командира взвода что-то странно ведет себя.
При этих словах политрук сразу стал серьезным:
— Что случилось?
— Сегодня утром, когда я переписывал отчет, она пришла и стала со мной заигрывать, не могу понять, что ей было нужно от меня. Она все спрашивала, сколько мне лет да где мои родные, кто они. И еще сказала…
Паренек, видимо, был смущен.
— Что же она еще сказала?
— Она сказала, что у нее есть двоюродная сестра одних лет со мной, очень красивая, недавно окончила начальную школу и собирается учиться на трактористку, и спросила, хочу ли я с нею познакомиться. Я не обращал внимания на ее приставания. Потом она стала хвалить меня за то, что я так хорошо, красиво и аккуратно пишу. Спросила, учился ли я в средней школе… А потом о себе стала рассказывать. Сказала, что училась она два года и одолела всего лишь несколько иероглифов. Она придвинулась ко мне вплотную и принялась расспрашивать, что значит тот и что значит этот иероглиф. Отвязаться от нее было просто невозможно. При этом она все время смотрела в отчет. Тогда я сказал ей, что у меня еще другая работа, запер отчет в шкаф и ушел.
