Юрий Шамшурин - В тайге стреляют
Белоповстанцы заспешили к юртам. Вскоре установилась тишина. Лишь поскрипывал снег под ногами часовых. Из юрт доносились пьяные крики.
Глава седьмая
Белка встречалась редко. До полудня Назарка добыл всего одну. Да и то поспешил и подранил зверька. Сбитая пулькой, белка метнулась с дерева и, прихрамывая, припустила наутек. Назарка погнался за ней. Серенький комочек мелькал между листвяшками, сбивая с ветвей комочки снега. Сколько бы продолжалась погоня — неизвестно. Выручил Пранчик. Он выскочил откуда-то сбоку, заметил зверька, в несколько прыжков догнал его и придавил лапами. Назарка взял белку и недовольно поморщился — пуля испортила шкурку, прошла вдоль хребта. Определенно, отец не одобрил бы такой неудачный выстрел.
Остальное время Назарка ходил зря. Напрасно он до рези в глазах всматривался в густую, усыпанную кухтой хвою. Ничего не было, и Пранчик не подавал голоса.
— Куда белка делась? — недоумевал промысловик, шапкой вытирая вспотевшее лицо. — Вчера вроде много было, а сегодня нет... В гнезда попрятались. Дедушка Байанай, наверное, сегодня отдыхает.
Он сел на поваленную непогодами лиственницу и раскурил трубку. Собака потерлась заиндевелой мордой о колено хозяина и прикорнула рядом.
— Почему на белку не лаешь? — ворчливо спросил Назарка. — Ленишься, однако, искать!
Пранчик вскинул уши и вильнул хвостом, словно отвечал: зачем же попусту брехать!
«Отец, наверное, все еще с красными воюет. Их, рассказывали, трудно одолеть!» — размышлял Назарка, рассматривая свое ружье. Уж очень оно хорошее, прикладистое. Потом вынул из сумки зверька, вытянул губы трубочкой и раздул хвост.
— Белка красного испугалась, убежала? — пробормотал он. Зря ходить скучно, к юрте поворачивать рано, да и делать там нечего. Без отца пусто, мать опять плакать начнет. Беспокоится она. И у Назарки тревожно, неспокойно на душе. Говорили, на войне люди обязательно должны убивать друг друга. Почему именно убивать?..
— Пойду лучше к дружку, к Таппыю!
Он встал, запетлял между деревьями к большой зимней дороге: по ней удобнее идти. А лыжи можно у дороги оставить. Их никто не возьмет. Возможно, кто-нибудь из знакомых повстречается, новости сообщит.
Тихо зимой в лесу. Лишь изредка раздавались звуки, подобные отдаленному грому. Это мороз разрывал лесины. С пригнутых ветвей то и дело с шорохом срывались и мягко плюхались комья снега. После них долго еще, осыпаясь, искрились в лучах тусклого солнца снежники, мелкие, как мука. Заметив приближающегося человека, пискнул краснобровый рябчик и настороженно вскинул хохолок. Пересвистываясь, вспорхнула стайка пронырливых синиц-гаечек. Где-то вдалеке зловеще каркал ворон.
«Плохо, когда ворон все время кричит, — припомнил примету старых людей Назарка, но не удовлетворился этим объяснением, дал свое, более понятное: — Падаль нашел, других сзывает».
Вскоре Назарка вышел на укатанную колею, стоймя воткнул в сугроб лыжи, чтобы их не замело снегом, и размашисто зашагал к большому аласу.
«Отца уже вторую неделю нету, — рассуждал он сам с собой. — Где бы ему быть? Рассказывали, война уже была. Всех красных побили. Говорят, наших тоже много убили. Пулемет у них какой-то был. Страсть как быстро стреляет!.. Жалко наших. Но отца не убьют. Его пуля не берет. Он с медведем один на один справлялся... Дома дров мало, — вспомнил он, — на день еще хватит, потом возить надо. На чем возить? Бык и тот захромал».
Все заботы теперь легли на Назарку. Самый старший он в семье, заменяет отца.
«Была бы лошадь — другое дело. А на хромой скотине много ли привезешь?.. Ничего! — утешал себя Назарка. — Скоро тойон коня даст, и корову, и все, что надо. Сам обещал. Он теперь добрый человек, отец ему друг».
Занятый думами, Назарка рассеянно поглядывал по сторонам и не слышал приближающегося скрипа полозьев, пофыркивания лошадей. Только когда таежную тишину вспугнуло заливистое ржанье, подросток удивленно оглянулся. Догоняя его, окутанный паром, шел обоз.
«Что за люди? — заинтересованно присмотрелся Назарка. — И много, много! Надо будет узнать».
Он шагнул с колеи в снег и, сложив руки на срез ствола, стал ждать. Чем ближе подходили лошади, тем больше возрастало беспокойство Назарки. На узких санях сидели люди в оленьих и собачьих дохах, в шинелях, в полушубках и ватниках. И у каждого в коленях была зажата винтовка.
«Уж не красные ли?» — насторожившись, подумал он.
Но на вид это были самые обыкновенные люди, русские и якуты, и Назарка почувствовал себя спокойнее. Якут красным никогда не будет. Так утверждал Павел.
— Вот он и покажет нам! — когда сани поравнялись с Назаркой, прокричал якут в огромной оленьей кухлянке, обращаясь одновременно и к Назарке и ко вторым саням.
— Паренек, где на время пристать можно поближе станка?
— Вы не красные? — подозрительно спросил Назарка, по очереди осматривая незнакомцев.
— А что?
Обоз остановился. Лошади фыркали, терлись мордами об оглобли, счищая с ноздрей и губ наросший неровными бугорками лед. Не выпуская из рук оружия, с саней соскакивали люди, плотным кольцом окружили Назарку. На всякий случай тот отступил на шаг, увязнув по колена в снегу, и спрятал за спину свой тридцать второй калибр.
— Откуда ты взял, что мы красные? — заинтересованно спросил низенький якут, сделав предупреждающий знак остальным.
Назарка еще раз неторопливо, изучающе оглядел приплясывающих от холода незнакомцев. «Нет, не красные! — сделал вывод он. — Пожалуй, откуда-то издалека едут».
— Почему молчишь?
— Говорили, красные должны скоро прийти! — с тревогой в голосе объявил Назарка. — В наслеге боятся их, не пустят. Павел отряд собрал...
— Разве красные — плохие люди?
— Самые плохие! — поправил Назарка.
— Откуда ты знаешь? — уже серьезно осведомился один из стоявших, в серой потертой шинели с намотанным на шее цветастым шарфом. У него были раскосые глаза и небольшая русая бородка, которая от длительного пребывания на морозе превратилась в сосульку-клинышек с задорно выгнувшимся вперед кончиком. По тому, как он напевно произносил якутские слова, Назарка догадался, что он баасынай[29].
— Павел рассказывал и бумагу отцу показал.
— Какой Павел?
В немногих словах Назарка поведал все известные ему новости.
— Так, так! — поддакивал баасынай с цветастым шарфом на шее. — Значит, хуже зверей красные.
— Ага! Плохо у них. Сказывали, баб на охоту они посылают, мужики лепешки пекут, коров доят. Совсем дураки! — И Назарка презрительно сплюнул.
