Первая схватка(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI) - Троянов Вениамин Иванович
Рославской (опускает голову, каменеет… пауза).
Ана. …и не могу любить никого!.. Голубчик мой, не обижайтесь, пусть это не оскорбит вас… «Любовь чужда моей душе». Но поймите!.. любовь — продолжительная страсть!.. Та любовь, которую воспевают, о которой говорят, что она единственная, что дает счастье — вот этой-то любви я не знаю и, пожалуй, не знала… Я совершенно искренне говорю, что я хотела бы полюбить так!.. полюбить сильно, безумно, чтобы сгореть в этой любви… Я очень желаю этого и… все-таки не могу… Становится холодно, страшно жить! Что же это?.. Что же это, наконец?
Рославской (пытается что-то сказать ей).
Ана. Вас я ценю, ценю, как хорошего, умного, порядочного человека, а главное, умного… Я выше всего ценю ум и доброту… Умный, но злой мне несимпатичен… Я бы очень хотела, но… Мне с вами лучше, чем со всеми остальными… Но говоря правду, нет любви, нет и нет!!
Рославской. А он?.. муж?.. Ана!
Ана. Всю жизнь с ним… в особенности после вашего второго приезда, я размышляла о наших отношениях… (пауза). Не знаю, что удерживает меня от конца… Не знаю… Как человека я его уважаю, как мужчину — не выношу! Но… я не могу жить без того, чтобы меня не любили, не баловали, не заботились обо мне! Ласка и любовь мне нужны, но не такие, какие он… Мне кажется, я урод, а не человек…
Рославской. «У меня нет любви»… «Я не люблю никого»… и у меня… или, вернее, и я не знал такой любви… У меня были моменты, когда я мог бы сгореть… воскликнуть: «Я счастлив!.. я безумно счастлив!!!» Но момент проходил, и тогда снова ничего!.. Я, действительно, только бродяга и во время своих скитаний живу… Если бы я отправился по определенный рельсам жизни, я сделался тем же, что представляет собой и ваш супруг…
Ана (делает движение).
Рославской. Простите, я хотел сказать, таким положительным… (пауза) Итак, все к лучшему в этом лучшем из миров… Я не знаю, что сказать… вам… посоветовать… Придет время, и вы оттолкнете его, уйдете… будете свободны… но «пока солнце взойдет, роса очи выест!..» (Замечая Энгельбрехта, идущего с гитарой в руках). А вы помните вашу любимую… «В жизни кто оглянется…»
Ана. Теперь я все забросила…
Рославской. Спойте!.. Аночка, хорошая, спойте! (Машет рукой Энгельбрехту).
Ана. (Энгельбрехту). «Спи, моя желанная…»
(Энгельбрехт настраивает гитару… Подходят гости…).
Ана (поет):
В жизни, кто оглянется, Тот во всем обманется… (до конца…)(Аплодисменты).
Рославской. Merci…
Ана. Прочтите вашу «Толпу»!..
Рославской. Ей-Богу, забыл…
Энгельбрехт (становясь в позу).
А мне мила толпа… Непостоянная, крикливая, лихая… И песни буйные и ласковый напев… И плечи бархатны, и очи смуглых дев… Шампанского струя искристо-золотая!..Finita la comedia! Простите, дорогая подруга, для большего экспромта было слишком мало времени. (Отходит к одной из дам и о чем-то ее упрашивает… Она, в сопровождении нескольких гостей, выходит…)
Рославской. Хорошо напомнил! Сейчас! (Идет к телефону). Дайте 77–02! Мерси!.. Позовите Василия!.. Здравствуй, я! Сейчас же тащи весь хор!.. Почему? Через час?!! Глупости… Закрывайте ресторан и являйтесь!.. Сейчас же!.. Мне все равно, что хотите, то и говорите… Что? Чек на сезонный заработок всего хора! Я бросаю трубку… (Отходя). Будут!.. За деньги все сделают! Недавно я нашей знаменитой камер-глотке говорю: «Митька, сколько возьмешь, чтобы “Не шей ты мне, матушка”… на четвереньках пропеть?..» Он было драться, а потом: «Давай все твои капиталы — тогда пропою…». «Ладно, — говорю, — парень, и для тебя, значит, цифра имеется!.. С той поры и не ездит!..
Илья. По пословице… «Семь раз пригрей — а один раз зарежь!»
Явление VII(Выходит 1-я дама в костюме «Саломеи». Энгельбрехт тушит свет… Она танцует в лучах луны… «Танец семи покрывал»… Аплодисменты… За сценой шум… Крики: «Цыгане приехали»… Все гости с шумом выходят к цыганам… За сценой начинается цыганское пение… Свет только от луны… Снег в окне отливает перламутром… Мало-помалу рассветает…)
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})(На сцене Рославской и Ана).
Ана. Не говорите о нем!
Рославской. И ты мне это говоришь, Ана?! Мне!., который ненавидит его!.. Мне, которому постоянно мерещится он, спокойный, самоуверенный, он!., твой владелец!
Ана (зажимает уши). Замолчите же! Ты знаешь, что я ненавижу его… Не люблю!..
Рославской. Кого же ты любишь, Ана?
Ана (подавленно). Не знаю…
Рославской. Я… И он… Чем он выше меня?.. Почему он, как собственник, как должное — берет тебя, берет всю, не отдавая ничего взамен! Я же за сотую, миллиардную долю того, что он имеет, отдал бы все… Всю мою жизнь… (Ласкает ее). У меня, Ана, не было ни одного человека, властителя моих дум… Души… Ни одного! Ана!.. Умерла мать… Я не плакал… Ана… Умер отец, умер мой товарищ, с которым я рос… и в душе которого были отзвуки моей души… и его у меня… и тут, Ана, клянусь, у меня не было слез… не было печали… Я искал ее и не находил… Память о них не шла далее моего рассудка… не шла в сердце… (пауза). Люди для меня предметы… неодушевленные предметы… мебель… Мне хочется пить шампанское — я пью… сидеть на диване — я сижу… разговаривать, быть близким… я разговариваю… открываю свою душу — только потому, что я так хочу, Ана!.. Я не спрашиваю у дивана, желает ли он, чтобы я на нем сидел, я не спрашиваю у человека, желает ли он видеть меня, говорить со мной… Сломается ли диван, или человек, говорящий со мной, поворачивается ко мне спиной… Я ухожу и ищу то и другое — другое!.. Нет привязанности… Нет авторитета… Есть только мебель…
Ана. Значит, и я мебель?
Рославской. Не знаю!..
(Громадная пауза. Слышно цыганское пение).
Ана. Что ты делал последнее время?
Рославской. Что делал?.. Работал!., все время работал… Где был, ты знаешь!.. Все это записано, заштемпелевано… Работал и зарабатывал… Зарабатывал и ездил… Проехал сотни, тысячи верст, испробовал десятки профессий… И в ту минуту, когда я обживался на месте всего несколько дней, меня уже тянуло дальше… манило… мучило… И я снова ехал., ехал на пароходе, в вагоне, на лодках, на лошадях, на автомобиле, шел пешком!.. Снова и снова очутившись где-нибудь без гроша, я голодал… Находя работу, работал и снова ехал… Последнее баловство, вернее, насмешка судьбы — золото… застало меня врасплох! Если взять котенка или щенка и долго кружиться с ним на месте, затем выпустить на пол, то его положение будет точно такое же, в каком очутился я в один прекрасный день… Мне надо было «развертеться»… — упали деньги… Я стал продолжать ту самую жизнь, от которой было ушел… (пауза). Даже тогда, когда я увлекался крайним великим учением, даже и тогда у меня не было веры и мне теперь непонятны, смешны былой энтузиазм… воодушевление… У меня нет веры… Я завидую любой старухе, которая плачет в церкви… Тому, что она все-таки во что-то верит… Я хотел бы поверить, поверить слепо… в Бога, в Провидение… В разум… в кого угодно и во что угодно… но я не могу… Нет веры… (Пауза).
Ана. Вы как непроявленная пластинка.
Рославской. «Непроявленная пластинка»… Вроде этого… (Пауза)… Изредка я приезжаю сюда с ними… они веселятся, и я сижу у этого окна и думаю:
Нет, не будет счастья мне, Вечно я в каком-то сне, В сладком сумраке дремоты, Мнятся мира мне красоты. Сердце их не позабудет — И не будет счастья мне… Нет, не будет! Я хочу, чтоб сказкой вечной, Дымкой легкой, быстротечной Жизнь вилась вокруг меня, Лаской, грезою маня, Мрак и холод все погубит — И не будет счастья мне, Нет, не будет!..
