Первая схватка(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI) - Троянов Вениамин Иванович

Есаул. А катер собрали?.. Э, черт! Комары!

Сененко. Завтра будем пробовать… Эй, панове, костер сюда!

(Рабочий приносит веток… раскладывает костер… входят Налевич в форме горного инженера, поручик, Володя, Барский… несут в палатку портфель и вещи).

Поручик. Благополучно спутешествовали?

(Все рассаживаются за стол).

Налевич. В проливе чуть не застрял… мелководье… а как планы?

Барский. Готовы! Сегодня за ночь перекалькируем и… завтра берите!

Налевич. Я заезжал на пароход… Наверное, послезавтра… (Поручику). Есть что-нибудь из Питера?

Поручик. Рославской уехал в Александровск еще до вас… вернется дней через пять, не раньше!.. До Александровски и обратно minimum 15 дней…

Налевич. Рославской?.. Знакомая фамилия… Разве он из Петербурга? Я что-то такой фамилии в списках не встречал…

Володя. Он поступил к нам во Владивостоке… Оригинал!.. Когда мы везли из Шанхая с англичанами машины, «Ткаченко» познакомился на пароходе с одним матросом… бывшим универсантом…

Поручик. Попросился на службу в нашу экспедицию… Я поручил ему хозяйственную и разъездную часть… Боевой парень…

Налевич. Рославской?! Гм… Не может быть… Наверное, не он…

Поручик (осторожно). Политик?

Налевич. А как его зовут?

Поручик. Матвей!

Налевич. Вы знаете, это он… Мой товарищ по гимназии…

Поручик. Удивительно!

Налевич. Последний раз я его встречал в Ялте… вечно на автомобиле или верхом.

Поручик. Скажите пожалуйста… А у меня жалованья просил хоть четвертной билет…

Рабочий. Так что, господин Рославской едут!

Все. Что? Каким образом? Не может быть? Не мог он быть раньше пяти дней…

(Сененко, Барский и Володя бегут встречать).

Поручик (тихо Налевичу). Как он насчет политики?..

Есаул. Поручик, да ведь здесь Сахалин!.. Двенадцать тысяч верст до матушки России… Какая тут политика!.. Гиляков, что ли, в эсеров перекрашивать!

Налевич (смеется). Успокою вас… — чист, как агнец!., только вот, наверное, разыскивается из-за автомобильных протоколов…

(Входят Рославской и все студенты. Рабочие мало-помалу вносят ящики).

Рославской (подходя к поручику, шутливо отдавая честь). Честь имею явиться… Прибыл благополучно! (Подает пакеты).

Все. А письма?

Рославской. Все передал поручику. (Здоровается с есаулом и подходит к Налевичу, сначала не узнавая, представляется). Рославской!

Налевич. Матвей? Ты? Здесь?

Рославской. Налевич! (Целуются…) Судьба! Ну, как жив?.. Кажется, во всех уголках России у меня товарищи… Вот что значит отдать университету десять лет лучших жизни…

Налевич (смеется). Ну, не греши… с alma mater ты меньше всего имеешь общего… (после паузы). Что, брат, с тобой вечно метаморфозы!.. Неисправим, хоть брось!

Поручик (просматривая бумаги). Матвей Матвеич, материальная часть и провиант в порядке?

Рославской (держа под козырек). Так точно! По списку двадцать два перенумерованных ящика…

Поручик. Авенир! разбери ящики по номерам… Вы что же, на аэроплане слетали? Как же это вы успели обернуться в десять суток?

Рославской. В девять с половиной, дорогой поручик! Я выехал отсюда утром.

Поручик. Тем более удивительно…

Рославской. Мне хотелось поставить сахалинский рекорд для гиляцких лодок… Гиляки только, очевидно, не спортсмены… Лежат на берегу без задних ног… Даже за спиртом нейдут!! (Обращаясь ко всем). Всю реку Тымь и Нейский залив мы шли туда и обратно без ночевки! От Адатыма до Александровска, не слезая, верхом!.. Переменил только трех лошадей!! Приехал в Александровск, сутки проспал пластом, пока делали закупки по списку, и обратно!!. Да!.. Я, поручик, вместо шоколада арбуз привез!

Поручик. Да ну вас!

Студенты. Где арбуз? Где? поручик, угощайте!

Рославской. Василий! тащи сюда гостинец.

Налевич. А жена? Автомобиль?

Рославской. Эк, брат, хватил! Такая на меня меланхолия напала, что просто жуть! Ну, думаю, довольно… Паспорт, ключи, бумаги, письмо — жене, автомобиль в гараж!.. а сам (свистит) ремонтный рабочий на железной дороге — раз!.. актер — два!.. шофер — три!.. матрос — четыре!!! В результате Сахалин… рассказывать подробно — все равно шахерезада получится.

Налевич. Ну, здесь-то ты, по крайней мере, доволен?

Рославской. До сих пор? Да! (Осматривается кругом… пауза). Тайга… свинцово-стальное небо… облака… бесконечная даль океана… новые места… Особенно по душе такая походная жизнь… Эти ящики, палатки, складные кровати, консервы… У берега катер… И, главное, что раньше нас здесь не было никого… ни души… Мы первые… все кипит, горит, работает… восторг!!! вечерами огни, песни рабочих и суровая темно-синяя гладь залива… Эх! Хорошо!!

(Из-за леса выскальзывает огромный красный диск луны… Костер… Тишина… Слышна вдали хоровая песня рабочих:

(Пауза… все слушают песню).

Рославской (задумчиво, тихо). Ты отсюда через Японию?

Налевич. Да!.. а что?

Рославской. Так…

Налевич (смотрит на него с укоризной и грозит пальцем).

Занавес.

(Петровский парк… Дача Рославского… Ночь… Любимая комната хозяина… Прямо в середине задней стены, идущей углом, огромное, зеркальное, венецианское окно… в него виден хвойный лес, занесенный снегом… Небольшая снежная поляна… Мягкий серебристый свет луны, скорее, отблеск… Вдоль всей задней стены широкий турецкий диван, подушки, ковры… Налево от зрителей небольшой кусочек стены… с аркой… Занавес… За занавесом рояль (невидим)… В правой большой стене арка… портьеры. У арки на столике телефон… около, ближе к авансцене, лонгшез… Несколько низких турецких столиков… По углам комнаты два треножника с электрическими лампочками… Фигуры лампочек — «пылающий огонь»… На полу ковер… Наверху штофный купол… Вид комнаты — внутренность неровно перерезанной бонбоньерки… Весь тон комнаты, стен, потолка, пола, диванов, портьер, ковров — золотисто-розовый (saumon)… Столики черные с золотом… В начале действия темно, и лунный свет падает на часть правой арки и кусок пола…)

(Входят Энгельбрехт и 1-я дама… Энгельбрехт зажигает свет).

1-я дама. Ах, какая прелесть!

Энгельбрехт. Говорил я вам, что здесь презабавно… Плюс — полнейшее инкогнито!.. И тайна… Кроме приглашенных, никого… даже прислуги!..

1-я дама. Смелая фантазия у этого человека…

Энгельбрехт. Кроме еще, кажется, двенадцать комнат… Каждая из них может быть обращена в гостиную, залу, кабинет, спальную и даже келью. Последнее, кажется, больше всего по вкусу «безумному миллионеру»!..

1-я дама. Оригинальная обитель… О ней так много говорят в Москве…

Энгельбрехт. Пребывание здесь называется не то «у самого себя», не то «с самим собой»… Но дело не в названии, а в назначении… (Указывая на левую арку) Там самая маленькая, но, наверное, самая доходная эстрада в Москве… для мело-моно-… мимографии… Далее, зал в стиле «нуво мавритэн»… Одного только недостает: это приличного кадра купающихся одалисок!.. А потому предприятие бронзовое… все равно… хотите пройти посмотреть?

1-я дама. Конечно, идем! Отсутствие одалисок меня нисколько не печалит! (Смеются… уходят. Слышны шум и веселые голоса, входят Илья и Нина).

Нина. Вы правы! Сюда лучше приезжать на тройках… автомобиль дисгармонирует…

Илья (наклоняясь к ней). Вы помните?.. За стеной в столовой ваша maman, брат… У нас же темно, и мы…

Нина (закрывая ему рот). Не надо говорить об этом!

Илья. Вы правы… Не надо говорить об этом… Говорить громко… Но после… среди множества людей я люблю… подойти к женщине, посмотреть ей прямо в очи глубоко-глубоко, чтобы она видела взор мой и поняла только она, и тихо-тихо спросить: «Ты помнишь?» Спросить, чтобы из глаз шла страсть и тайна… — «Ты помнишь?» И между мной и ей протягиваются невидимые нити, и мы среди всей толпы, разъединенные множеством, — все-таки — одно!.. (Тихо говорят).