Борис Пармузин - Искатель. 1979. Выпуск №5
СТЕПНЫЕ КОСТРЫ
Такие хутора можно было встретить в Хорезме. Только там над глинобитным приземистым «дворцом», с многочисленными хозяйственными постройками, обязательно поднималась огромная папаха карагача.
Кони сами чувствовали приближение жилища. Они безошибочно двигались в сторону, откуда ветер доносил запахи скошенной, подсохшей травы и дыма. На рассвете догорали костры. Два костра, как и обещал вождь… Здесь ждали Махмудбека.
Хозяин безучастно ожидал у ворот незнакомых путников. Он не стал расспрашивать о дороге и делах, которые сорвали этих незнакомых ему людей с родного места. Долг хозяина встретить путников, дать им приют, напоить водой.
Степняки в быту неприхотливы… В мрачноватых комнатах с земляным полом не увидишь текинских ковров. Богатство человека определяется количеством овец. И хозяину всегда приятно, если гости смотрят на загон, где топчется беспокойная отара.
Хозяин показал гостям их комнаты и направился к очагу, чтобы приготовить угощение.
Махмудбек не стал расспрашивать старика, когда сюда приедут люди, которых он должен увидеть. Возможно, через час, возможно, дней через десять.
В степи по-своему передаются новости. Распространяются они быстро. Но решение степняк принимает медленно. Да и куда спешить?… Время ползет по степи, не оставляя особого следа.
Где-то здесь пролегла государственная граница. Но кто точно знает, на какой стороне границы стоит этот дом с просторным загоном для скота?
В больших городах, в богатых кабинетах люди решают вопросы переворотов, пограничных конфликтов, захвата чужих земель. А здесь широкий, вольный простор. Спокойно живет старый скотовод. Он знает лишь родных, людей своего племени, вождя… И всем в округе известно, что этот старик из гордого, сильного племени.
Сын вождя приехал на двенадцатый день. За это время Махмудбек основательно отдохнул. Лицо загорело, посвежело. И он смог ответить на крепкое рукопожатие.
Они вошли в комнату. Хозяин накрыл дастархан, молча сел в центре, подождал, когда усядутся гости, и стал читать строки Корана. Это была память, молитва об умершем, о вожде, славном, большом человеке. О человеке, который сам распорядился своей жизнью.
Старик поднял ладони к лицу… Подняли ладони в ожидании последних слов молитвы Махмудбек и сын вождя.
— О-мин… — заключил старик.
Он задержался ради приличия на две-три минуты, лениво пожевал кусочек лепешки, еще раз поднял ладони, пошевелил губами, словно про себя повторил строку, и легко, как-то пружинисто встал. Махмудбек и сын вождя остались одни.
Нужно было начинать нелегкий разговор. Махмудбек представлял себе сына вождя совсем другим — резким, вспыльчивым, нетерпеливо сжимавшим кулаки, готовым немедленно учинить расправу над врагами отца. А этот высокий юноша был спокоен. Сложив руки, он ждал, когда заговорит гость, старший по возрасту человек.
— Отец решил все сам… — сказал Махмудбек. — Он долго думал над твоей судьбой, над судьбой племени.
Соглашаясь, сын вождя слегка кивнул. Наверное, его били. На лице был заметен след от плетки. Сейчас он проступал красным рубцом. Это было единственное, что выдало волнение юноши.
— Отец сожалел, — продолжал Махмудбек, — сожалел о стычке с правительственными войсками.
— Это была провокация… — коротко сказал юноша.
Махмудбек знал о том, что вождь отдавал сына в хорошие учебные заведения столицы. Однако он все-таки не ожидал услышать такие здравые суждения.
— Спровоцировал один из чиновников, — продолжал молодой вождь. — А чиновник этот не страна и даже не правительство. Это был корыстный человек. Он во всем виноват. И он будет наказан по законам нашего племени.
Махмудбек старался не высказывать удивления. Он давно откровенно не говорил с таким умным, спокойным собеседником…
— Между племенами распри с давних времен. Иногда они возникали из-за чепухи. Даже древние старики не знают причины. Отец не любил вмешиваться в чужие дела. И в наши дела никто не вмешивался.
— Я об этом догадывался, — сказал Махмудбек.
— Вы многое знаете, господин. Чиновник наложил на нас дань. Будто от имени правительства. А когда мы отказались платить — мы никогда не платили! — он обвинил отца в нападении на войска.
— Такой случай был… — вспомнил Махмудбек.
— Был, — кивнул молодой вождь. — Это сделало племя, с которым мы враждуем. А обвинили нас. Разве не провокация?
— Провокация, — согласился Махмудбек.
— Он разжигает междоусобицы… — продолжал вождь. — Но я не буду мстить этому племени, неграмотным, обманутым людям, не буду, конечно, мстить правительству. Виноват один чиновник — провокатор и предатель.
— Предатель?
— Да, — твердо сказал молодой вождь. — Он хотел, чтобы мы помогли соседям в государственном перевороте. Эти люди, с той стороны, пришли к отцу.
— Я с ними встречался…
— Я знаю, господин. Они мечтали втянуть в переворот и ваших эмигрантов.
— По-моему, сорвалось?
— Сорвалось… В Северном городе схватились две шайки эмигрантов. Они почти перебили друг друга. Оставшиеся в живых будут осуждены. Но тысячи простых людей обретут покой…
Иногда в разговоре звучали высокопарные фразы. Это, наверное, шло от преподавателей, у которых учился юноша. Природа наделила его тактом, способностью трезво, без горячки оценивать обстановку и принимать твердые решения.
— Но все-таки ваше племя связано с антигосударственными организациями, с чужеземцами…
— Вы имеете в виду проводников?
— Проводников… — сказал Махмудбек.
— Да, мы давали людей, — согласился вождь. — Отец завещал, чтобы больше этого не делать. Я теперь и сам понимаю, что нам нет смысла связываться с разведками чужих стран.
Махыудбек улыбнулся.
— Но мне ваш отец обещал помочь.
— Мы поможем… — сказал молодой вождь. — Я не знаю причин, которые побудили вас идти в горы, но верю вам. Вы не принесете беды людям.
Он сидит так же гордо, величественно, как его отец. Юноша не позировал и не подражал. Он очень был похож на отца. И отличался от него тем, что не только научился читать и писать, но и разбирался в сложной обстановке в своей стране, в соседних государствах.
В «Гранд-отеле» жили почти одни иностранцы. Махмудбек осторожно шел по мягким, дорогим коврам, подавляя желание остановиться и как следует осмотреться по сторонам. Трудно сразу привыкнуть к богатой обстановке, к развязным, шумным американцам, к заносчивым англичанам, к смущенным таким окружением восточным купцам.
