Анатолий Минский - Князь без княжества
– Но кто мог такое...
– Одна-единственная бомба. Унести ее в состоянии дирижабль, на котором ты прибыл к нам. Разумеется, есть куда более быстрые средства доставки. Не суть. В том мире враждуют несколько держав, накопивших такие заряды. И война не начинается лишь из опасения, что на города нападающего упадут столь же страшные бомбы.
Алекс захлопнул книжку, увидев картинку с изображением лысого ребенка с ужасными язвами.
– То есть достаточно одному безумцу подвесить бомбу к дирижаблю...
– Не так все просто, но главное ты понял, ученик. В том мире развитие техники, особенно техники разрушения, намного опередило мораль. Не хочу говорить громких слов, но в Икарии такие как ты – надежда этого мира. Не забывшие значение слова «честь».
Звучит лестно. Но... зачем было показывать книгохранилище и тут же объяснять, что распространение этих знаний приведет к страшному исходу? Получается, что библиотека Шанхуна как волшебный мешок колдуна Сегена из детской сказки: стоит его развязать, и беды из него расползутся по земле. Если верить Дживе, правильнее сжечь поскорее бесценные и отвратительные тома.
Алекс впервые поймал себя на мысли, что не чувствует безоглядного доверия к учителю, необходимого для успешного послушания. Все имеют свои интересы. Ложь отягощает карму, но в той ли степени, чтобы монах не врал никогда?
– Мы полагаем, что некоторая часть знаний не принесет вреда, более того – пользу. Как и топор, вложенный в руки плотника, а не палача. Ты сможешь прочесть избранные страницы. Послушник... послушница переведет их.
– Спасибо, учитель.
То есть монахи решили развязать мешок Сегена чуть-чуть, по капле выпуская в мир его содержимое. А покроется ли в результате Икария трупами лысых детей – время покажет. Алексу выпало участие в этом опыте, легла ответственность за его результат. Ради этого он затевал свадебное путешествие в Шанхун?
Глава двенадцатая
В мае у Ианы подошел срок. И радостно, и беспокойно одновременно.
Ребенок стучал, ворочался, Алекс убеждал ее – непременно родится сын, девочки более спокойный народ. Словно будущая мама – единственное беспокойное исключение из правил.
Женщины монастырского города в один голос утверждали: бояться не надо. Иана овладела основной техникой использования Силы для самоврачевания, Сила поможет и во время родов. Они часами объясняли, как концентрироваться, как унять боль схваток и крайне осторожно подтолкнуть младенца.
По неприятному стечению обстоятельств именно к маю в поведении мужа обозначилась еще одна настораживающая перемена.
Зачастую после занятий в дацане он уходил куда-то с Гораном, не пытаясь объяснить, чем они занимаются. В разговорах мелькали обрывки каких-то непонятных слов. Муж вдруг закрылся, не весь, конечно, но какой-то важной своей частью. Стал задумчив, что особенно поразительно – порой растерян. Не уместно для воина, в любую секунду обязанного быть готовым к удару.
Отгороженная от Ианы часть ей не принадлежит. Она не смогла бы высказать это связно... У нее стало меньше мужа!
Запахи. Привычные – пота, металла, крови из ссадин от занятий с Гораном, благовонного дыма от посиделок с Дживой. И новые. Почему-то бумажный. Потом странный сладкий, никогда не возникавший ранее, но кажущийся очень женским. Обвинить мужа, что он нашел себе утехи, пока жена в положении и не может приласкать... Но в Шанхуне – это глупо, здесь редкие послушницы на женщин-то не очень похожи.
На прямые вопросы Алекс ответа не дал. Смущался, увиливал, неловко отшучивался. Одним словом – не захотел объясниться. Он уснул, утомленный дневными делами, и не узнал, что Иана несколько часов проплакала.
У Алекса появились секреты... От нее! Ладно монахи – они вообще женщин за людей принимают весьма условно. Супруг-то считает иначе... Или это тоже в прошлом?
В кои-то веки Иана решилась на серьезный разговор. Подгадала к моменту, когда благоверный перекусил плошкой риса с редкими вкраплениями мяса и потянулся к сапогам.
– Нет! Сегодня ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь, что происходит.
– Но, мой воробушек...
Ласковое словечко, не произносившееся уже месяца четыре, будто красный флажок – что-то не так!
– Никаких «но»! Мне рожать на днях! Тебя никогда нет рядом. Я не знаю, сколько мы еще проторчим в этой забытой Создателем дыре! Я не знаю, что будет с нами и с нашим ребенком! Как ты этого не можешь понять, бесчувственный чурбан?!
Он нахмурился, отчего вертикальный шрам на лбу превратился в глубокую борозду.
Алекс не понимал своего счастья – Иана проявила невероятные чудеса терпеливости, стойко и практически в одиночку вынесла тяготы беременности, не донимая мужа. Он не ощутил перепадов настроения, не испытал истерик, не огреб на свою голову лавины идиотских желаний, которые сваливаются на супругов от беременных высокородных жен. Не имея возможности сравнивать, как если бы оставался в Леонидии и общался с другими теями, подвергающимися домашнему террору, Алекс не оценил ангельского характера своей половины, поэтому позволил себе грозно встопорщить брови.
– Я тороплюсь.
– Кто-то в беде? Нет? Садись и говори, – Иана впервые использовала неотразимый аргумент: – Не смей отказывать беременной жене!
Деликатно постучал Горан. Он услышал, что явился крайне не вовремя. Если бы сунулся внутрь, женщина, вероятно, метнула бы в него тапок.
– Монахи запретили нам рассказывать. Понимаешь, опасные тайны, они почти сгубили другой мир, - Алекс сам почувствовал, насколько неубедительно прозвучали его слова.
– Убирайся...
– Да! Сегодня я постараюсь быстрее, до ужина.
Если бы задержался на минуту, услышал бы – можешь не возвращаться.
Как ни удивительно, только сейчас Иана ощутила, что занятия с монастырскими ей вдруг помогли. Она восстановила дыхание, прерывавшееся рыданиями, успокоилась, сосредоточилась. Мысли прояснились. Вся прошлая жизнь развернулась, как четкое полотно, с ошибками и заблуждениями. Из них пора делать выводы.
Пришла очевидность – она больше не нужна Алексу. Нет, конечно, он не против жены и семьи, ждет ребенка, но! Иана больше не составляет главное в его жизни и легко заменима. Сначала, как выберутся обратно в Икарию – продажной девкой для ночной утехи, потом... Потом возможен вариант, хорошо известный по рассказам о существовании в горных замках Северной Скандии: муж поселяет жену в башне, сам охотится, пирует, воюет, навещает ее раз в неделю-две, считая супружеский долг исполненным, и искренне удивляется, если слышит недовольство.
В этих раздумьях минул час, может – полтора. За окном кельи началась нешуточная гроза. Возможно, именно она пригнала обоих заговорщиков назад раньше обычного. На коридоре раздался шум и голоса, сместившиеся в комнату Горана. И один голос явно женский!
