Жюль Верн - Драма в Лифляндии
— Нет! — в один голос поддержали остальные.
— Значит, вы отказываетесь меня слушать и следовать за мной?..
— Мы хотим услышать, какие дерзости позволят себе эти пьяные германцы. И если нам не понравятся их слова, — ты сам, Иван, последуешь за нами!
— Идем, Господня, — сказал Иван, — я настаиваю.
— Подожди, — возразил Господин, — через несколько минут ты сам не захочешь уйти!
Возбуждение в зале все усиливалось: шум голосов вперемежку со звоном стаканов, возгласы, крики «хох» громыхали, как выстрелы. Собравшиеся затянули хором во весь голос протяжную песню. Это была однообразная, в ритме на три четверти, песня, широко распространенная в немецких университетах:
Gaudeamus igitur,Juvenes dum sumus!Post jucundam juventutem,Post molestam senectutemNos habebit humus![12]
Читатель согласится, что эти слова звучат довольно уныло и больше подходят для похоронного напева. Все равно что петь на десерт «De profundis».[13] В общем, эта песня совершенно в характере германцев.
Вдруг на дворе раздался голос, который запел: «О Рига, кто сделал тебя столь прекрасной?.. Это сделали порабощенные латыши! Да грядет день, когда мы сможем откупить у немцев твой замок и заставить их плясать на раскаленных камнях!»
Это Господин затянул могучую широкую русскую песню.
Затем он и его товарищи хором запели «Боже царя храни», величественный и торжественный русский национальный гимн.
Внезапно двери зала распахнулись, и около сотни студентов устремились во двор.
Они окружили кучку славян, в центре которых стоял Иван Николев. Последний уже не был в состоянии сдерживать товарищей; крики и выходки противников выводили их из себя. Хотя Карла Иохаузена и не было еще здесь, чтобы подстрекать германцев, — он задержался в зале, — но те орали во все горло, прямо ревели свой «Gaudeamus igitur», стараясь заглушить русский гимн, мощная мелодия которого, несмотря на все их старания, все же пробивалась через этот шум и гам.
В это время два студента, Зигфрид и Господин, готовые вот-вот броситься друг на друга, столкнулись лицом к лицу. Уж не они ли двое решат национальный спор?.. Не ввяжутся ли в ссору вслед за ними оба враждующих лагеря?.. Не превратится ли эта стычка в общую свалку, ответственность за которую будет нести весь университет?..
Услышав, с каким шумом и криком выбежали из зала студенты, ректор поспешил вмешаться. Вместе с несколькими преподавателями он переходил во дворе от группы к группе, стараясь успокоить готовых ринуться в драку юношей. Безуспешно. Ему не повиновались… Да и что мог он предпринять среди этих «истых германцев», число которых, по мере того как пустел зал, все росло и росло?..
Несмотря на то, что они были в меньшинстве, Иван Николев с товарищами стойко выдерживали сыпавшиеся на них угрозы и ругательства, не отступая ни на шаг.
Вдруг Зигфрид, подойдя со стаканом в руке к Господину, плеснул ему вином в лицо.
Это был первый удар, нанесенный в схватке, за ним последовало множество других.
Однако лишь только Карл Иохаузен появился на ступеньках крыльца, как наступило затишье. Ряды расступились, и сын банкира приблизился к группе студентов, в которой находился сын учителя.
Невозможно передать словами, как держал себя в эту минуту Карл Иохаузен. Его лицо выражало не гнев, а холодное высокомерие, переходящее, по мере того как он приближался к своему противнику, в презрение. У товарищей Ивана не могло быть сомнений: Карл направлялся сюда лишь для того, чтобы бросить в лицо их другу какое-нибудь новое оскорбление.
На смену шуму и гаму наступила жуткая тишина. Все почувствовали, что спор двух враждующих корпораций университета разрешится столкновением между Иваном Никелевым и Карлом Иохаузеном.
В это время Господин, забыв о Зигфриде, выждал, чтобы Карл приблизился еще на несколько шагов, и сделал попытку преградить ему путь.
Однако Иван удержал его.
— Это касается только меня! — сказал он просто.
Да и в сущности он был прав, говоря, что это касается лично его. Поэтому, сохраняя полное хладнокровие, он отстранил рукой тех из своих друзей, которые намеревались вступиться.
— Не мешай мне!.. — вне себя от ярости воскликнул Господин.
— Я настаиваю! — произнес Иван Николев таким решительным тоном, что оставалось лишь подчиниться.
Тогда, обращаясь к толпе студентов и стараясь быть услышанным всеми, он сказал:
— Вас здесь сотни, а нас всего лишь пятьдесят!.. Нападайте же на нас!.. Мы будем защищаться, и вы нас раздавите!.. Но так могут поступать лишь трусы и подлецы!..
Крик ярости был ему ответом.
Карл знаком показал, что хочет говорить.
Снова водворилась тишина.
— Да, — произнес он, — мы были бы подлецами!.. Но, может быть, кто-нибудь из славян согласен решить дело поединком?..
— Мы все к твоим услугам! — воскликнули товарищи Ивана.
Но последний выступил вперед и заявил:
— Этим славянином буду я. И если Карл добивается личного вызова, то я вызываю его…
— Ты?.. — презрительным тоном воскликнул Карл.
— Да, я! — отвечал Иван. — Выбери двух из твоих друзей… Я уже выбрал себе секундантов…
— И это ты… ты собираешься драться со мной?..
— Да, я… завтра, если ты сейчас не готов… Немедленно, если ты согласен!
Такие дуэли — не редкость среди студентов. И лучшее, что могут сделать власти, — закрывать на это глаза, так как чаще всего они кончаются благополучно. Правда, в данном случае противников обуревала такая ненависть, что можно было опасаться смертельного исхода.
Карл скрестил руки, смерив Ивана с ног до головы презрительным взглядом.
— Ах, вот как! — произнес он. — Ты даже выбрал секундантов?..
— Вот они, — ответил Иван, указывая на Господина и еще одного студента.
— И ты думаешь, что они согласятся?..
— Еще как согласятся!.. — воскликнул Господин.
— Ну, так вот, что касается меня, — оказал Карл, — есть вещь, на которую я никогда не соглашусь, — это драться с тобой, Иван Николев!..
— А почему бы это. Карл?..
— Потому что не дерутся на дуэли с сыном убийцы!..
9. ОБВИНЕНИЕ
Накануне в Риге, куда следователь Керсдорф, майор Вердер, доктор Гамин и г-н Франк Иохаузен вернулись в ночь с 15 на 16 апреля, произошли следующие события.
Еще за двенадцать часов до их возвращения по городу разнесся слух, что в трактире «Сломанный крест» совершено убийство. Стало известно также и то, что жертва преступления — банковский артельщик Пох.
Несчастного хорошо знали в городе. Его можно было ежедневно встретить на улице, когда с сумкой через плечо, держа под мышкой портфель, прикрепленный медной цепочкой к поясу, он шел по делам банка братьев Иохаузенов. Добрый и услужливый, со счастливым характером, всегда в хорошем расположении духа, всеми любимый и уважаемый, он имел лишь друзей — ни одного врага. Благодаря своему трудолюбию, примерному поведению, размеренному образу жизни и расположению, с которым к нему относились, он сделал кое-какие сбережения и после столь долгого ожидания должен был вот-вот жениться на Зинаиде Паренцовой. Его сбережения и сбережения жены могли обеспечить им счастливое будущее. Как раз через день нареченные супруги должны были предстать перед протестантским пастором, который благословил бы их брак. За этим последовало бы семейное торжество, на которое были приглашены коллеги Поха из других банков, чтобы повеселиться на их свадьбе. К тому же все были уверены, что братья Иохаузены почтут своим присутствием это торжество. Приготовления к нему были уже начаты, даже закончены… И вот Пох пал жертвой убийцы в каком-то трактире на одной из дорог Лифляндии!.. Известие это произвело потрясающее впечатление!
