Луи Буссенар - Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию
— Послушай, — говорит босеронец. — Так дальше невозможно.
— Да-да! — подхватывает Робартс. — Думаете, нам очень весело? Пусть дадут виски, джина и разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради Бога, Б., позвольте проехаться верхом.
— Немного терпения, друзья. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.
— Как — умерить? — вскричали они одновременно. — Что значит — умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!
— Потерпите, — настаиваю. — Вы ранены. Еще три дня, и будете делать что хотите. Но пока подчинитесь мне. Иначе, дорогие, пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.
В двадцати шагах от «полевого госпиталя» сталкиваюсь с девушками, которые приветливо здороваются.
Мисс Мери пожимает мне руку, как принято у англичан.
— А вы, мисс Келли, — поворачиваюсь к хорошенькой ирландке, — не хотите поздороваться со мной за руку?
— Но, месье…
— Признайтесь, вы на меня сердитесь.
— Я? Почему?
— Очевидно, считаете, что я не излечиваю достаточно быстро кое-кого, кто тоже полагает, будто время тянется слишком долго, и отчаянно скучает.
— О, месье! Если бы я смела…
— Что бы вы тогда сделали, мисс?
— Попросила бы у вас и мисс Мери разрешения пройти ненадолго к этим джентльменам.
— Я не только разрешаю тебе, дорогая Келли, но и хочу спросить месье Б., не можем ли мы обе, не утомляя раненых, побыть там немного.
— Пожалуйста, разрешаю. Это единственный способ удержать больных от безрассудства.
Будучи уверен, что врачебные предписания теперь будут выполняться, иду к повозке, в которой находится мое оружие, беру карабин, охотничьи патроны и, кроме них, четыре боевых. Кто знает, что может случиться! Затем отвязываю Мирадора и зову Тома, который, увидев, что я снаряжен для охоты, делает то же самое.
Уже в течение нескольких дней происходит нечто странное, какая-то чехарда в отношениях. Сириль, продолжая любить меня по-братски, теперь всецело подчиняется Робартсу. Том по-прежнему питает к своему хозяину — майору — фанатичную привязанность, а между тем постоянно ходит за мной по пятам.
Никто и не думает сетовать по этому поводу, ибо все стали как одна семья после пережитых вместе опасностей. Но симпатия особенно сильна между теми, кем владеют одинаковые чувства, и поэтому Робартс и Сириль, два простодушных гиганта с любящими сердцами, стали неразлучны так же, как ваш покорный слуга и Том, туземный неграмотный врачеватель, прирожденный колдун Австралийского континента.
Делаю знак МакКроули, понимающему меня с полуслова, и втроем отправляемся на охоту, вооруженные, однако, как для войны.
— Эй, господа! Куда это вы направились? — окликает нас сэр Рид.
— Собираемся одним выстрелом убить двух голубых журавлей, сэр.
— Выход из лагеря запрещен.
— Но, сэр, мы же не в одиночку.
— Пожалуйста, не возражайте, господа дилетанты. Вы должны получить разрешение на выход и взять с собой четырех человек.
Опускаем головы как провинившиеся школьники. Том пытается спасти положение, приводя свои доводы:
— Мастер, они ушел, далеко, назад, еще солнце.
— Ты с ума сошел, старина. Аборигены, возможно, находятся в ста шагах. Так что компания побольше вам не помешает, не так ли?
— Конечно, сэр.
— Френсис, — позвал скваттер, — сопровождайте этих господ и возьмите с собой еще трех человек.
— С удовольствием, мэтр! — соглашается бесстрашный канадец.
— Месье, — обращается он ко мне, — я счастлив получить возможность поговорить с вами по-французски. Я ведь из Квебека.
— Значит, вы любите Францию? — интересуюсь я, протягивая ему руку, которая исчезает в огромной ладони.
— Да, мосье, — отвечает он по-французски. — Мы там все в душе французы.
— Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Еще успеем наговориться.
Менее чем через час оказываемся в земном раю для охотников. Куда ни глянь — мириады[110] птиц со сверкающим как фейерверк оперением. Они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.
Мирадор бегает, вертится, носится, высунув язык, он радостно возбужден.
— Эй, пес, что ты там нашел? Отлично, Мирадор, отлично, умница!
Собака издает глухое рычание, шумно вдыхает воздух. Ее черный нос подрагивает, уши встают и опускаются, как будто слух призывается на помощь обонянию. Значит, здесь прошел зверь. Пес рвется вперед, ускоряя бег…
— Молодец, Мирадор, давай!
Под оглушительные крики попугаев, заинтригованный, продвигаюсь шаг за шагом, держа палец на курке. И вот меня настигает волна воздуха, пропитанная характерным запахом зверя, похожим на запах лисицы, только более резкий, ближе к запаху представителей фауны, именуемых вонючками.
Вскоре Мирадор загоняет какое-то существо в заросли гелиотропов. Оно бьется и хрипит, чувствуя свой конец, бросается вперед, потом отступает назад. Мне это начинает надоедать.
— Пиль, Мирадор, пиль! — приказываю я.
Собака делает рывок. Следуем за ней, но, к нашему удивлению, Мирадор вдруг останавливается и начинает с остервенением лаять на удивительное животное величиной с кошку, которое то прыгает, как жаба, то ползет, как летучая мышь[111].
Оно издает странный крик, похожий на воронье карканье, а затем, поддерживаемое крыльями без перьев, тяжело взлетает более чем на пятьдесят метров и усаживается на ветке камедного дерева.
Открываем огонь, но без особого успеха. Может быть, все дело в слишком мелкой дроби? Перезаряжаем ружья на дробь более крупную и все вместе крадемся к дереву, на котором сидит, свесив хвост и вцепившись когтями в ветку, летающее четвероногое. Однако хитрая бестия не ждет, пока мы приблизимся: она снова взлетает, расправив, сколько можно, свои неуклюжие крылья, и, шлепая ими, достигает высоты по меньшей мере ста пятидесяти метров. Кошка-мышь уже явно устала и тяжело опускается на ветку, накрепко вцепившись в нее, несмотря на то, что та прогнулась и сильно качается.
Теперь дело за нами.
Звучит выстрел, и дичь падает с легким шумом.
— Вот чудеса! — восклицает МакКроули, рассматривая трофей. — Да у этого животного хвост служит рулем, на животе сумка, а в ней два детеныша. Месье ученый, как же оно именуется?
— Если не ошибаюсь, — говорю я растерянно, — некоторые авторы называют его галеопитеком, что по-гречески означает примерно «летающая кошка».
— Давайте попробуем! — плотоядно смотрит на «кошку» голодный моряк.
— Браво! А где?
